Михаил Хлебников - Союз и Довлатов (подробно и приблизительно) [litres]

Как назвать человеческую полноценность, полноту, по законам которой неизбежно будут жить люди? Я бы назвал то, что живет в книгах Экзюпери, старинным выражением: присутствие духа.

На волне первых публикаций, пришедшей известности, знакомое нам ленинградское отделение «Советского писателя» в 1962 году заключает с Грачевым договор на издание его авторского сборника. Объем достойный – восемь авторских листов. В этой ситуации Грачев – первый претендент на вступление в Союз писателей. Но судьба молодого прозаика складывается иначе. Причин тому множество. Одна из них не зависит от воли Грачева. Речь идет о наследственном семейном душевном недуге. Сергей Иванов – знаток ленинградского самиздата – пишет о родственниках писателя:

Дед Рида Грачева – Арсений Петрович Грачев – из русских немцев, дворянин, офицер. Он страдал шизофренией. Застрелил второго мужа бывшей жены и угрожал ей местью. Находился на психиатрическом лечении.

Наследственность наложилась на трагическое детство. Чувство справедливости, нонконформизм приводят к тому, что Грачев отказывается вносить изменения в книгу. Как мы помним, редакторская правка представляла собой целый ритуал. В ходе которого автор должен сокращать, заменять, переписывать. Иногда, для приличия, ему позволяли «сохранить лицо», оставляя без изменений авторский текст, или подвергали его меньшей правке. Естественно, к известным писателям отношение было принципиально иным. К сожалению, Грачев к ним не относился. Идти же на тактические уступки во имя будущего он не хотел. Фрагменты из переписки с издательством:

При обстановке, сложившейся сегодня в текущей литературе, я не могу позволить себе никаких «излишеств», никаких уступок внелитературным соображениям.

Само начало письма не предполагает диалога, ультимативная форма не оставляет пространства для изменения позиции издательства. Грачев объективно загоняет в угол себя и редакцию. Далее он начинает объяснять, почему изменения невозможны, используя литературные аргументы:

Долго работал над двумя очерковыми текстами («Дорога к дому», «Записки простого человека»), но в конце концов мой читательский вкус восстал против совмещения несовместимого. Все хорошо на своем месте. Книга рассказов хороша как книга рассказов.

И дальше слова, возвращающие нас к началу письма:

Если издательство не принимает в расчет изложенные здесь соображения, если его интересы при выпуске книги расходятся с принципом, которым руководствуюсь в своей жизни и литературной работе я сам, значит, я как автор по существу не укладываюсь в практические навыки работы издательства.

«Советскому писателю» принципы жизни Грачева были безразличны. Он, не выпустив ни одной книги, превратился в проблемного автора. Игорь Ефимов в мемуарах посвящает Грачеву три страницы. На первой он рассказывает о своей симпатии к Грачеву:

Я всегда пытался выкроить из деловых пробежек по городу пятнадцать-двадцать минут, чтобы заскочить к нему на сигаретку, на чашку кофе.

Объяснение Ефимовым проблем с изданием книги на второй странице:

В стилистике Грачева не было ничего вызывающего, ломавшего привычные каноны. Почему его так упорно не печатали? Не могу найти другого объяснения, кроме вдруг загоревшихся в памяти строчек Пушкина: потому что «важным людям важны вздоры ⁄ И что посредственность одна ⁄ Нам по плечу и не странна».

Здесь снова придется не согласиться с мемуаристом. Хотя бы из приведенного отрывка из рассказа «Машина» видно, что «стилистика» Грачева не совпадала с трендом эпохи. Интересно другое. Двадцать лет спустя уже в Америке Довлатов загорелся идеей выпустить сборник избранных рассказов шестидесятых. Замысел реализуется совместно с Ефимовым – владельцем издательства «Эрмитаж». Довлатов хочет видеть в числе авторов книги Грачева. Из его письма конца 1984 года:

Жаль, что Вы не включили рассказ Грачева. Я думаю, что его книжку «Где твой дом» можно было раздобыть.

Ефимов отвечает. Во-первых, он хозяин издательства и вправе решать, кого включать, а кого не включать. Ну а во-вторых:

Рассказы Грачева мне никогда не нравились.

Тут, конечно, где-то нужно было поправить. Переписку уже не переписать. Но в мемуарах стоило промолчать или использовать что-то другое из Пушкина. Но в те годы Грачев притягивал читателей именно своей непохожестью. Это прекрасно видели и со стороны. Например, рецензенты сборника. Известный ленинградский писатель и переводчик Нисон Ходза объясняет несовпадение героев Грачева со временем так: