Реймон Арон - Опиум интеллектуалов

Будет ли она продолжать в пока еще свободной Европе чувствовать себя настолько сошедшей с ума, чтобы вдохновиться таким обузданием? Узнает ли она себя, лишенная настоящей веры, даже не в пророчестве – душе великих деяний, но в светской религии, оправдывающей тиранию?

Кажется парадоксальным рассматривать конец идеологического века в то время, когда сенатор Маккарти продолжает занимать первое место на вашингтонской сцене, когда « Мандарины» выигрывают Гонкуровскую премию, а настоящие мандарины во плоти совершают паломничества из Москвы и из Пекина. Мы не настолько наивны, чтобы ждать будущего мира: разочарованные или уничтоженные как завоеватели, бюрократы продолжают царствовать.

Может быть, западные люди мечтают о политической толерантности, как они ее понимали три века назад, напрасные убийства во имя Бога, во имя выбора истинной церкви. Но они передавали другим народам веру в светлое будущее. Нигде, ни в Азии, ни в Африке, государство-провидение не расточало столько благодеяний, чтобы задушить порывы неразумных надежд. Европейские страны опередили другие нации в создании промышленной цивилизации. Затронутые первыми признаками скептицизма, может быть, они скоро объявят о временах, которые когда-нибудь наступят.

Оглянемся на несколько веков назад, во времена возникновения философии имманентности и начал современной философии. Все виды идеологии, которые за последние несколько десятков лет овладели воображением народных масс и мыслящих людей, ретроспективно обнаруживают простую структуру с некоторыми направляющими идеями.

Оптимизм левых сил возник при поддержке сильного чувства: восхищение властью разума, уверенность, что наука вместе с промышленностью перевернут порядок коллективных сообществ и условия жизни каждого человека. Стремление предков к братскому единению объединяется в вере в позитивное знание, которое поочередно или одновременно вдохнет жизнь в национализм и социализм.

Свобода поиска, поддержанная против ортодоксальности церкви, равенство воинов, утверждаемое огнестрельным оружием на поле битвы, подтачивают здание традиционных иерархий. Будущее будет принадлежать свободным и равным гражданам. После бури, разрушившей самое мрачное сооружение аристократической Европы, после падения французской монархии революционные страсти, помноженные как на грандиозные успехи, так и на кровавые поражения, разделились на два течения – националистическое и социалистическое.

Призванные защищать родину с риском для жизни, разве были не вправе приближенные суверена требовать такое государство, которое принадлежало бы им по праву, а также правителей с внятным языком? Историки, философы и романисты, настаивающие на особенностях коллективных душ или на праве народов располагать своей судьбой, восприимчивых к неосознанному творению веков или сплоченности античных городов-государств, будут выбирать национальные теории. Может быть, они преувеличили, оправдывая свои национальные страсти, либо близкие племенным страстям, либо вдохновленные мечтой о свободе. Начальная школа и призыв на военную службу делали в конце концов архаичным разумное администрирование, принятое несколькими нациями потому, что оно было чуждым каждой в отдельности.

По обе стороны железного занавеса национальные чувства все еще сильны. В странах народной демократии ненавидят русское доминирование. У французов легко вызвать раздражение против американской «оккупации». Европейское Оборонительное сообщество было признано нецелесообразным, поскольку оно транслировало наднациональной организации некоторые функции суверенитета стран, входящих в него. Активный коммунист строго следует инструкциям из Москвы. Он игнорирует военные события 1939–1940 годов, присоединяется к Сопротивлению в 1941 году, но партия заполучила миллионы новых членов в тот период, когда интересы Франции совпали с нуждами Советского Союза.

Национальное чувство остается и должно оставаться связующей основой коллективных сообществ, тем не менее националистическая идеология в Западной Европе была осуждена. Идеология предполагает, по-видимому, систематическое формирование фактических интерпретаций, желаний, прогнозов. Интеллектуал, желающий считать себя, по сути, националистом, должен толковать историю как перманентную борьбу государств-хищников или пророчествовать мир между независимыми нациями, уважающими друг друга. Сочетание революционного национализма и макиавеллистской дипломатии в доктрине Морраса не могло бы сохраниться при ослаблении европейских государств.