Дэвид Гудинг - Христианство - опиум или истина?

Несомненно, что именно искреннее сочувствие к бедным привело Маркса к заявлению: "Религия - это вздох угнетенной твари, душа бессердечного мира... опиум народа". Говоря это, Маркс не просто критиковал ложную религию. Даже Библия так и критикует и не менее сурово, чем Маркс. Она осуждает ложную религию, потворствующей бессердечным капиталистам, которые угнетают своих рабочих (см. Иак. 2:6-7; 5:1-6). Но Маркс конечно намеревался идти дальше, чем Библия. Он предъявлял обвинение ко всякого рода религии на том основании, что рабочие принимали ее как опиат, который притуплял их боль иллюзорными надеждами о небесном рае и таким образом заставлял их пассивно терпеть несправедливость, вместо того, чтобы активно бороться против нее.

Марксистское лечение, поэтому, сводилось к следующему: прежде всего отказаться от всей религии, а затем в духе истинного гуманизма приступить к созданию "нового человека". На ХХII съезде КПСС в 1961 г. было заявлено, что партия рассматривает воспитание нового человека как самую трудную задачу в деле коммунистического преобразования общества и что, пока народ не избавится от принципов буржуазной морали, не искоренит их целиком и полностью, не преобразует их, построение коммунистического общества будет невозможным. Интересно, что в этом Новый Завет как раз согласен с марксизмом, по крайней мере, до того, что там сказано, что религиозных обрядов, самоотречения и нравственных усилий недостаточно: ничто не поможет, кроме создания "нового человека" (см. 2 Кор. 5:17; Еф. 2:8-10; 4:22-24). Разумеется, марксизм и христианство имеют разные точки зрения на то, что произошло со "старым человеком", каким должен быть "новый человек", и на то, как этого "нового человека" надо создать. Потом мы на этом остановимся более подробно. А пока давайте вернемся к вопросу об опиуме.

Если правда, что в некоторые века и в некоторых странах религия действовала как болеутоляющее средство, то правда и то, что в нашем веке гуманистические философии, как правого, так и левого толка, действуют как мощные стимуляторы. Их обещания будущей утопии побуждают врожденное в людях чувство добра и зла к героическому действию и жертве для того, чтобы помогать реализации этой обещанной утопии. Во имя этой цели в течение последних пятидесяти лет погибли миллионы людей. Но обещанная утопия все еще не достигнута. Она кажется еще дальше от нас, чем прежде. Что касается этих миллионов погибших, то надежды, поданные в них этими гуманистическими философиями и за которые они отдали свою жизнь или были лишены ее, оказываются обманчивыми.

Что мот можем сказать об этом врожденном чувстве добра и зла, которое есть у нас всех, и которое заставляет нас считать, что мы имеем право на справедливость, и толкает многих бороться для того, чтобы приобрести ее? Очевидно, что не религия посеяла это чувство в людях, поскольку атеисты обладают им так же сильно, как и верующие в Бога. Итак, откуда оно? И насколько можно положиться на него в ожидании того, что справедливость когда-нибудь восторжествует?

В Библии сказано, что оно нам дано Богом, нашим Создателем. Вся Его божественная власть стоит за этим чувством. И хотя в нас и в нашем мире оно часто задавлено, искажено и расстроено из-за греховности человека и его бунта против Бога, придет день, когда оно будет оправдано. Бог будет праведно судить вселенную посредством Иисуса Христа. Он воздаст справедливость всем, кто когда-либо жил на земле (Деян. 17:31; Откр. 20:11-15). Вот что нам дает самую твердую уверенность. Значит, все-таки стоит бороться за справедливость и противостоять греху, злу и всякого рода развращению. Наше чувство добра и зла действительно; оно не иллюзия.

Но гуманизм утверждает, что наше чувство добра и зла не так уж важно; оно является просто продуктом эволюционного развития. Но тогда не может быть гарантии, что оно будет удовлетворено в случае любого конкретного человека или любого конкретного поколения. А поскольку Бога нет и поскольку не будет и Страшного Суда, то те миллионы людей, которые в прошлом несправедливо страдали на земле, не найдут справедливости даже в потусторонней жизни, потому что никакой потусторонней жизни нет. Более того, для миллионов людей, живущих сегодня, надежда на справедливость в этой или потусторонней жизни тоже окажется обманом. Что это за побуждение к борьбе за справедливость теперь или даже за какую-то будущую утопию, которая, подобно той, что нам была обещана в этом веке, во всяком случае никогда не может прийти? Эта надежда не стимулятор. Она даже не успокаивает. Она средство, приводящее в уныние.