Афанасій. Как вьюн вьется, трудно схватить.
Григорій. Вот, например, безкрасочное слово — «Вся погибнут». Но коль красно сіе ж самое выразил Исаіа: «Всяка плоть — сено». Сноп травы есть то пригожій образ всей гибели. Сам Исаіа, без фигуры, сказал следующее: «Дати плачущим веселіе». Но коль благообразно и краснописно то же он же: «Скочит хромый, аки елень». «Востанут мертвыи». Труп лежащій есть образом души, в унылу отчаянность поверженныя. Тогда она, как стерво, лежит дол в плачевной стуже и скрежете, лишена животворящаго теплоты духа и жизненныя проворности. Будьто змій, лютым мразом одебелевшій там, где Кавказская гора стеною своею застеняет ему спасительный солнечный свет. Сія одебелелость находит тогда, когда в яблоне корень и мозг, называемый сердечко, а / 41 / во внутренних душевных тайностях тлеет и увядает тое, от чего все протчее, как дверь, зависит от завеса. Прозрел сію гнездящуюся язву очитый Іереміа: «В тайне восплачется душа ваша». Сих движущихся мертвецов изобразил Осіа зміями: «Полижут персть, аки зміеве, плежуще по земли». А Павел от праха возбуждает, как пьяных: «Востани спяй…»
Афанасій. Куда тебе занес дух бурен? Ты заехал в невеселу страну и в царство, где живут: «Яко язвенны, спящіи во гробех».
Григорій. А как душевная унылость (можно сказать: Ной и гной) образуется поверженным стервом, так сего ж болвана оживленіем и востаніем на ноги живопишется сердечное веселіе: «Воскреснут мертвыи». Взглянь на востающаго пред Петром Енея! Он ходит и скачет, как елень и как товида, сиречь — серна или сайгак: «Востанут сущіи во гробех». Знай же, что он сіе говорит о веселіи и слушай: / 42 / «Вси земнородныи возрадуются». Не забывай, Афанасій, сея сіраховскія песеньки: «Веселіе сердца — живот человеку».
Афанасій. Я се каждый день пою. Я веселіе весьма очень люблю. Я тогда только и радостен, когда весел. Люблю пророков, если они одно веселіе нам поют. Не их ли речи нареченныи от древних Музами? А
Григорій. Так точно. Их пеніе есть то вещаніе веселія. И сіе-то значит еллински: ευαγγέλιον, а затыкающій от сих певцов уши свои нарецался ’άμουσοςσ сиречь буій,
А Сиречь песнями. Прим. автора.
σ ’Άμουσος — безпесенный, вкуса не имущій. Прим. автора.
безвкус-\285\ный дурень, еврейски — Навал, римски Fatuus… Противный же сему Σοφός А, или Philosophus. А пророк — профитіе, сиречь просвещатель, или звался — Ποιητής, сиречь творец.
Афанасій. Ба! Ба! Ты мне божіих пророков поделал піитами.
Григорій. Я об орлах, а ты о совах. Не поминай мне обезьян и не дивись, что сатана образ и имя светлаго ангела на себе крадет. Самое имя (Novutus) что значит? Един только пророческій дух провидит. / 51 /
Афанасій. Правда, что всяк художник творец и видно, что сіе имя закрытое. Одно только мне не мило в пророках: что их речи для мене суть стропотныя, развращенныя, завитыя, странныя, прямее сказать — крутогористыя, окольосныя, заплутанныя, необыкновенныя, кратко сказать — бабья баснь, хлопотный сумозброд, младенческа небыль. Кто может, например, развязать сіе: «И де же труп, тамо собер[утся] орлы?» Если ж оно простое — кто премудр не заткнет ноздрей от смрада стерва сего? Фивейская уродливая Сфинга мучила древне египтян, а ныне вешает на страсть души наши іерусалимская красавица Маріам. Вселенная, пробождаема востріем Іефтаевых пик, бесится от болезни и, ярясь, вопіет: «Доколе вземлеши души наши?»
Григорій. Нетопыр вопрошал птенцов: для чего вы не любите летать ночью? А ты для чего не любиш днем — спросили горличищ и голубя. Мне воспящает причина достаточная, — отвечает темная птица: / 52 / мое око не родилось терпеть света; а наше око — тмы, — улыбнувшись, сказали чистыя птицы.
Афанасій. Замолк? Бай далее.
Григорій. Иностранцы вошли в дом Соломонов. Услаждались, взирая на безчисленные образы безценного богатства. Слепый с них, ощупывая фигуру золотого льва, уязвил острейшими его зубами сам свою руку. Гости, исшед из дому, воскликнули: «Коль возлюбленный дом и горницы твоя, сыне Давидов! Сам господь сотворил оныя». «А я изшел из чертогов уявленным», — вскричал слепый. «Мы видели, как ты то жезлом, то руками щупал», — сказали очитые. Осязать и касаться есть язва и смерть, а взирать и понять есть сладость и неизреченное чудо.
Афанасій. Опять ты возвратился на свои балясы?
Григорій. Прости мне, друг мой, люблю притчи.
Афанасій. К чему ж ты приточил притчи твои? Вить притча есть баляс, баснь, пустошь.
А Σοφός — вкус имущій. Σοφία — значит вкус. Прим. автора.
Читать дальше