Дмитрий Бегичев - Семейство Холмских (Часть вторая)

Чадскій хотѣлъ нѣсколько успокоиться, и собраться съ мыслями. Когда начался балъ, Польскимъ, онъ подалъ Софьѣ РУКУ? и ходя съ нею, во время танца, открылся прямо въ любви, предлагая соединить свою судьбу на вѣкъ. Софья пришла въ замѣшательство, и не могла ничего сказать. Это подавало большую надежду Чадскому. Наконецъ, ободрившись, отвѣчала Софья: "Сдѣланное вами предложеніе весьма важно: отъ него зависитъ счастіе или несчастіе всей моей жизни. Вы сами согласитесь, что я не могу дать вдругъ рѣшительнаго отвѣта; притомъ-же я сама отъ себя не завишу; да мы еще и не такъ хорошо знаемъ другъ друга. "-- Вамъ давно можно было видѣть страстную любовь мою -- сказалъ Чадскій.-- Вы должны были ожидать того, что я теперь вамъ говорю, и вы имѣли все время обдумать. Къ чему-же продолжать мое мучительное положеніе неизвѣстности? Вы не кокетка, и вѣрно не будете находить удовольствія терзать меня, и водить пустыми надеждами.-- "Все это справедливо; но, повторяю, вы сами согласитесь, что дать вдругъ рѣшительный отвѣтъ, о такомъ важномъ дѣлѣ, отъ котораго зависитъ все-благополучіе моей жизни, невозможно. Будемъ говорить откровенно: я еще мало знаю васъ, мнѣ неизвѣстенъ вашъ характеръ, ваши склонности, ваши душевныя свойства. Признаюсь: привязанность вашу ко мнѣ, конечно, не льзя мнѣ было не замѣтить; но я не предвидѣла и не приготовилась къ отвѣту на столь неожиданное предложеніе ваше. Мой образъ мыслей о любви и супружествѣ можетъ показаться вамъ страннымъ; но мнѣ надобно много времени, чтобы сообразить самое себя, и вникнуть во всѣ подробности важной обязанности супруги. "-- Можно-ли повѣритъ, смотря на васъ -- возразилъ Чадскій, съ нетерпѣніемъ и неудовольствіемъ -- чтобы у васъ было такое нечувствительное сердце? Можно-ли подумать, чтобы подъ такою Ангельскою наружностію скрывалась -- не только холодность, но и жестокость?-- Однакожъ онъ тотчасъ одумался, преодолѣлъ себя, и продолжалъ умоляющимъ голосомъ: "Никого и никогда я не любилъ такъ страстно, какъ васъ. Отъ васъ зависитъ все счастіе моей жизни. Вы разсудительны, и, конечно, не повѣрите, ежели я скажу вамъ, что отказъ вашъ есть смертный для меня приговоръ, и что я готовъ лишить себя жизни; но конечно повѣрите вы тому, что я буду очень несчастливъ. Правда, я самъ чувствую: характеръ у меня довольно пылкій и нетерпѣливый; но ваша кротость, ваша доброта --

"О, не надѣйтесь на это," отвѣчала Софья, улыбаясь. "Я гораздо взыскательнѣе, нежели вы думаете. Я могу извинишь какія нибудь невинныя ошибки, или неудовольствія, сдѣланныя мнѣ безъ мыслей; но для меня несносны капризы, своевольство, надмѣнность и, такъ сказать, тиранское желаніе показывать власть свою ... а все это замѣтила я въ нѣкоторыхъ мужьяхъ."-И эти ужасные пороки приписываете вы всѣмъ мужчинамъ, безъ исключенія? Неуже-ли вы думаете, что и я таковъ-же?-- "На вашъ счетъ я не говорю ни слова; но признаюсь, что теперь сказала я вамъ, то замѣтила во многихъ мужьяхъ. Не стану оправдывать женъ: есть и изъ нихъ довольно много съ такими-же недостатками."

Чадскій готовилъ прекрасный отвѣтъ Софьѣ, хотѣлъ объяснить ей, что употребитъ всѣ усилія составитъ ея благополучіе, и преодолѣетъ врожденную свою пылкость и нетерпѣливость. Къ несчастію, въ самое это время, Сердоликовъ, молодой Офицеръ, хорошій знакомый Чадскаго, прошелъ мимо его, и по неосторожности наступилъ ему на ногу, прямо на мозоль, отъ которой Чадскій чрезвычайно страдалъ. Хотя Сердоликовъ тотчасъ извинился, но Чадскій, забывшись, вскочилъ въ бѣшенствѣ со стула, съ глазами пылающими отъ гнѣва, и не помня самъ себя, не слушая никакихъ извиненій, насказалъ множество самыхъ оскорбительныхъ, самыхъ колкихъ и ядовитыхъ дерзостей. Сердоликовъ, также едва не задыхаясь отъ бѣшенства, схватилъ за руку Чадскаго. "Здѣсь не мѣсто изъясняться: мы поговоримъ послѣ. Вы меня понимаете!" сказалъ онъ Чадскому, и бросивъ на него яростный взглядъ, отошелъ, и вскорѣ уѣхалъ съ бала въ Москву. Гостей было множество; хозяинъ и не замѣтилъ отсутствія одного изъ нихъ.

Софья, съ полными слезъ глазами, была свидѣтельницею этой непріятной сцены, долженствовавшей кончишься дуэлемъ. Чадскій опомнился, почувствовалъ всю безразсудность свою, просилъ у нея извиненія, укорялъ себя въ бѣшенствѣ, клялся, что этого впредь никогда не будетъ, и что онъ чувствуетъ себя совершенно виноватымъ, и даже готовъ просить прощенія при всѣхъ у Сердоликова. Онъ хотѣлъ возобновить прежній разговоръ съ Софьею.

"Разговоръ нашъ можетъ и долженъ окончиться здѣсь, и навсегда, а сказала она ему холодно. "Вы мнѣ на самомъ опытѣ показали, что характеры наши несходны между собою, и что мы не созданы другъ для друга."