Array Аш Сенн - Чумные Псы - Оскал Страха

– А почему не спросили, кого ты тащишь во дворец? – поинтересовалась Ксень. – Мы ведь посторонние!

– И что? – Хенна на миг замирает, склонив голову на бок, в точности как Аргона. – Вы – со мной, значит – свои. Ну и плюс, тут куча народу живет, и все приводят своих друзей…

Ксень из этого объяснения понимает ровным счетом ничего. Но молчит, потому что резко осознает, насколько устала за этот бесконечный день, а принцесса шустро скачет вверх по пугающе огромной и явно парадной лестнице.

Ксень и Птица пытаются следовать за ней, но, обессиленные этим долгим днем, выдыхаются уже через пару пролетов. Да что там, у них даже оглядеться по-нормальному сил нет, сознание выхватывает только мягкий ковер под ногами, перила из темного дерева и огромное количество света, как будто лампы тут буквально везде.

– Тоже мне, высокая цивилизация, – пыхтит Птица, садясь на ступени. – В космос они летают, видите ли, а вот до лифтов не додумались.

Хенна как-то подозрительно быстро оказывается рядом и присаживается на край ступеньки, как на насест. Вытягивает ноги в совершенно человеческих джинсах и берцах, наподобие рокерских…

– Зачем их тут ставить? – интересуется она. – Бесполезные же штуковины, отнимают возможность поддерживать тело в форме. Вот грузовые есть – если надо протащить что-то большое или доставить много предметов за раз. А если ты один, не нагружен, не умираешь и в здравом уме – можно на своих двоих.

Ксенька фыркает:

– Или на четвереньках, если ты новенький, – но Хенна уже торопит их, поэтому приходится подниматься и ковылять.

Ковыляния по лестнице заканчиваются ковыляниями по длинным коридорам, которым, кажется, конца и края не будет. Но Высочество наконец останавливается, широким жестом указывает на две двери:

– Выбирайте.

Птица не глядя вваливается в ближайшую комнату, немедленно захлопывает дверь перед удивленными лицами девчонок, да там же, перед дверью, сворачивается узлом и тихо рыдает. Теперь никто не видит. Теперь можно.

Завтра она начнет учиться выживать в этом аду. А сегодня у нее траур, траур по тем, кого ей даже не дали по-человечески похоронить – и по тем, кто хотел ей помочь, а она оказалась слишком для этого слаба. Надо будет добраться до душа и кровати, да и вообще разглядеть новое место жительства, читай – тюрьму, но это потом, потом. Сейчас надо выпустить из себя то, что терзало ее на протяжении всего этого времени.

И она выпускает.

И снова она – глаза, и снова эти глаза видят не для них предназначенное: черная тень в плаще склоняется над закрывшим глаза и едва дышащим Драссиром, и когти его скребут ложе, а из глотки все еще плещет кровь – как же долго зарастают их раны, а Феникс говорила, суток хватит для исцеления!

Темная фигура простирает руку, и что-то шепчет едва слышно – язык незнаком Птице, но в нем чувствуется первобытная сила: тягучая, как смола и древняя, как сами звезды. Тьма – первозданная Тьма течет от руки в черной плотной перчатке к раненому, и медленно начинает затягиваться страшная рана на горле, и Птица радуется, что Пижон, существо, родным ставшее почему-то (почему?!) будет жить. Медленно выравнивается его дыхание. Разжимаются сведенные судорогой когти, оставившие рваные дыры на черных простынях.

Фигура в плаще произносит еле слышно:

– Прости, – и на миг припадает на колени перед Драссиром – теперь просто глубоко спящим.

И тут же поднимается. Рвано дергает головой, сокрытой под плащом, словно вытряхивая свою собственную слабость. Выпрямляется гордо – лица под капюшоном не видно, но осанка становится царственной, а плечи распрямляются. Птица глубинным чутьем понимает – перед ней Правитель. Тот, кого Рыжая, эта несносная девица, окрестила по глупости Вселенским Злом.

– Я знаю, что ты видишь, – говорит он, и в голосе его нет ни злости, ни насмешки, лишь печаль и невероятная усталость. – Ты помнишь, что согласилась служить? Не отвечай. Не трать силы. Они тебе еще понадобятся, потому что тебе я поручу особое задание.

Фигура приближается к той точке, в которой будто бы висит незримым наблюдателем Птица. Голова склоняется слегка набок – словно бы говорящий смотрит на нее с любопытством.

– Когда завтра ты будешь приносить обет Императрице – думай обо мне. Позовешь – и я услышу, но ни до того, ни после более не смей произносить мое имя даже мысленно – услышь единожды и запомни. Когда будешь приносить обет – не произноси, но думай, и твою клятву примет Хэлкард Аэль Маэрос, Рожденный во Тьме, Внимающий Печали. После этого раз и навсегда у тебя останется иное имя – Повелитель. И никак иначе.