— В чем же — мракобесие? Наоборот, достижение отечественной науки!
— Ты, Корней Петрович, того эскимоса не видел. Когда он выбрался из лазарета, потребовался огнемет, чтобы его остановить. Пули только злили воскрешенного — по глупости у нас и были-то только ТТ.
— А зачем вообще стреляли, останавливали?
— Пришлось. Эскимос трех экспериментаторов сожрал, да санитара в придачу.
— Так и сожрал?
— Нет, не целиком, конечно. Понадкусал. Но крепко понадкусал, кто видел — ввек не забудет.
— Ты нарочно на ночь глядя страшные истории рассказываешь?
— Я нарочно на ночь глядя делюсь сокровенным. А ты, как тот маленький мальчик — акулов не бывает!
Книжку своего тезки Чуковского я читал, и потому намек понял.
— То есть ты, Вилли Соломонович, утверждаешь, что некий жрец или там профессор Брюхоненко оживил давешний труп, и он взял да и сбежал из морга?
— Я утверждаю совершенно другое, мой молодой и недоверчивый друг: если ты не можешь объяснить какое-то явление, это не значит, что явление не может существовать без твоего объяснения. Современная наука кое-что знает о жизни, но безобразно мало интересуется смертью.
Или — делает вид, что мало.
— Зачем?
— Зачем скрывали Манхэттенский проект? Секретили станцию «Северный Полюс — 2»? Утаили инопланетную капсулу, найденную при строительстве московского метрополитена? И, главное — зачем запретили производство искусственной «голубой крови»? Сколько людей она бы спасла! Средний человек отнюдь не желает жить в страхе. Знаток человеческой души не зря заметил, что во многом знании много печали. Счастлив ли ты будешь, если вдруг узнаешь: через пять лет вспышка на Солнце уничтожит жизнь восточного полушария, а западного, между прочим, смерть не коснется совершенно, ибо там будет ночь?
— Есть такие данные? — испугался я.
— Нет, я так… Для примера…
— И примеры же у тебя…
— Доходчивые.
— Оставим вспышки. Оставим Брюхоненко и этого, как бишь… фон Титца с его гробницами. Вчерашний случай к фараонам и эскимосам не имеет никакого отношения. Никто никого не оживлял. Совсем напротив.
— Но труп-то исчез.
— Давеча наш терапевт в Черноземск ездил, к дочке. Гуся зарезал, хорошего, жирного. Приехал, подошел к трамвайной остановке, поставил сумку на землю, отвернулся на минуточку, а густь-то и улетел. Безо всяких фон-дер-Пшиков, или как там твоего немца звали…
— Вижу и слышу, что юмор не покинул тебя. Но в данной ситуации осторожность важнее.
— С осторожностью у меня еще лучше, чем с юмором, — уверил я полковника.
— Надеюсь, надеюсь. Во всяком случае, кто предупрежден, тот вооружен, — он ушел в дальнюю комнату и вернулся с баллончиком граммов на пятьдесят. Простенький баллончик, серебристый, без маркировки.
— Вот, у меня лишний. Пользуйся.
— Что это?
— Спецсредство. Ты его на собак или мелких хулиганов не расходуй.
— А на кого расходовать?
— Увидишь, на кого. Вот тогда не раздумывай. А то давай, поживи у меня. Места много, не стеснишь.
— Спасибо, конечно, от души. Пока повременю. Да и Маркиза предпочтет видеть меня дома, а не скрывающимся невесть от кого.
— Да, Маркиза… Кошка — это хорошо. Кошки, как утверждал фон Титц, обладают способностью распознавать мнимовоскресших. Как тебе термин: мнимовоскресшие, звучит? Если твоя кошка проявляет неуместную активность, скажем, прячется под кровать, или, напротив, не подпускает тебя к двери, будь начеку. Бери этот самый баллон и смотри в оба. У тебя ведь второй этаж?
— Второй, — ответил я.
— Все ж лучше, чем первый. Хотя какие сейчас этажи…
— А разве вампиры не летают?
Полковник задумался на секунду, потом решительно ответил:
— Предрассудки. У них и крыльев-то нет. Другое дело, что мнимовоскресший может напрячься и прыгнуть довольно-таки высоко…
— Насколько высоко?
— Метра на три, четыре.
— Стало быть…
— Стало быть, твой второй этаж тебя не спасет. Право, погости. У меня и решетки на окнах стальные, и собаки в обиду не дадут, да и я сам кое-чего стою…
— Не сомневаюсь. Прижмет — приду. С Маркизой.
— А хоть с принцессой, места хватит, — но видно было, что в мой приход он не особенно верит. Не прижмет — то вроде и незачем. А прижмет — не успею.
— Солнце сядет через… — он посмотрел на часы, — через сорок три минуты. Если ты решил возвращаться домой, то — самое время. Дети Луны скоро проснутся.
Я намек понял и откланялся.
Назад я шел озадаченный. Вилли Соломонович человек, скажем так, неоднозначный. Но склонности к мистификациям я прежде за ним не замечал. Опять же насчет кошки — как он угадал, что Маркиза ночью не пустила меня к двери?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу