Ольга Птицева - Брат болотного края [СИ]

Это лес откликался в ней. Это лесу достаточно было силы, чтобы шуметь и скрипеть, отвечая на вопросы, следя за теми, кто их задает. Озеро же равнодушно плескалось. И даже проклятый зыбун, полный мертвых тварей, не тревожил его. Будто не было того, кто мог бы тревожиться.

Шесть белых птиц, тревожных и прекрасных, как первый снег, опустились на воду и тут же сбросили оперенье, без следа истлевшее в тот же миг.

— Если б знать, что есть он там, — ответила Фекла, хоть Леся и не просила ответа. — Может, не было б так тошно плескаться в луже его проклятой. Может, издохнуть бы так не хотелось.

Распрямила плечи и пошла к товаркам. Мокрые рыжие космы облепили стройное тело, жаждущее тепла и жизни так же отчаянно, как умеет одна лишь молодость. Тело, отданное чужой волей спящей воде, чей сон давно уже обернулся смертью. Леся сжала плечо Лежки, тот не откликнулся. Дух его устал рваться на свободу. Тело устало страдать и биться в последних судорогах.

— Ничего, скоро уже, — шепнула Леся и пошла к лебедицам, ждущим, не отрывая от нее озерных глаз.

— Говоришь, забрать его нужно? — спросила у Феклы одна из них, с длинной смоляной косой без единого светлого волоса. — Так потонет он, и делу край.

— Он и так уже… Не живой. — Фекла сморщилась, закусила губу. — Может, приберет его озеро к себе. Лесовой его знает…

— Не бранись, сестра, — оборвала ее третья. — Веста правду говорит, не поможет лесному мальчику озеро. А Хозяин спас бы, будь ему в том прок.

— Вечно ты Хозяина поминаешь шепотом, будто слышит он тебя. — Фекла повернулась к товаркам, оставшимся стоять поодаль по пояс в воде. — Унесем мальчишку в озеро, ясно вам? Я так решила. Или мало тебе этого, Веста?

Леся слушала их, не вмешиваясь. Были бы перед ней лебедицы, то шипели бы и длинными шеями гнулись, а берегини только словами и могли друг друга колоть. Сколько хочешь прячь человечий дух в звериной тело, все равно наружу рвется. И пока они спорили, щелкая зубами, как клювами, Леся чувствовала лишь холод воды, плещущейся у колен. Лежка не шевелился и не хрипел. Он, наверное, умер уже. Дух его оторвался от тела и улетел в небо. Синее-синее, высокое-высокое. Туда, где ждет его Батюшка с Аксиньей, сестра любимая и волк. Туда, где лес — не лес, а зеленый лоскут, хоть бери его, сворачивай тряпочкой и в карман прячь.

— Заберем мы его, — окликнула Фекла Лесю. — Чем болото не шутит, может, вернется еще. Или нет. Все лучше, чем в лесу гнить. Как тетка моя сейчас. Да? — ухмыльнулась она зло.

Что сотворили с тобою, огненная девочка? Что удумали? Кто поломал в тебе сострадание? Кто любовь в тебе удушил, как нежданное дитя? Лесе хотелось обнять ее, прижать покрепче, обогреть, разделить всю боль, что темнела на дне прозрачных глаз. Но Фекла, как мерзлая вода, покрытая тонкой льдистой корочкой, и не думала подпускать. Она осматривала Лежку с равнодушным интересом, словно не брат он ей, а кулик с перебитым ногами, вроде и жаль, а вроде бы хочется ткнуть прутиком, поглядеть, задергается или нет.

— Ну, чего стоите? — позвала она лебедиц, и те послушно заспешили к ней, баламутя холодную воду. — Уносите его, пока не околел. И на дно. На дно его, ясно?

Младшая из них, с тонкой русой косичкой, остановилась перед Лесей, глянула на нее робко, засмущалась. Леся провела ладонью по мягкой ее макушке.

— Поспешить нужно, Оленька, — позвала девочку Дарена.

И Оленька пошла к ней, неловко оборачиваясь на Лесю через худенькое плечо. Детство еще не покинуло ее в миг, когда краткая жизнь окончилась, излилась из нее горячим в холодное. Леся сглотнула соленый ком. А Лежку уже подняли, взвалили на лебединые плечи и понесли через воду в самую ее глубь.

Лебедицы словно и веса его не чувствовали, и холод не кусал их за голые ноги, и отдаленная болотная возня не сбивала с толку. Движения их были медленными и сонными, водяные глаза моргали вяло, по спокойным лицам разливалась равнодушная белизна. Мертвое оставалось мертвым. Их застывшее бытие словно покрылось льдом.

Лесе хотелось ударить по тонкой корке, всполошить их, заставить взлететь, обернувшись лебедицами, но Фекла наблюдала за ней, не отрываясь. Тело ее нервно подрагивало, руки комкали край рубахи. Леся пригляделась. Пояс промокшей юбки у ней отяжелел, сбился набок, что-то тяжелое пряталось за ним. Что-то знакомое, хоть и не виданное раньше. Кровь прилила к щекам. Леся шагнула поближе. Плотная ткань скрывала собою, укутанное в нее. Но вытертая от времени и прикосновений ручка, обтянутая тонкой кожей, виднелась поверх пояса. Леся облизнула пересохшие губы. Ей отчаянно захотелось сжать в ладони эту рукоять, ощутить вес ее, обогреть своим теплом. А если нет, так хоть полюбоваться на нее подольше. Но лебедица, будто почуяв жадный взгляд, одернула рубаху, огладила ее, защищая от чужих глаз тайную тяжесть.