Ольга Птицева - Край чудес

Text Copyright © Ольга Птицева 2021

© ООО «Клевер-Медиа-Групп», 2021

Автор изображения на обложке MELANIE DEFAZIO

Изображение на обложке использовано с разрешения https://www.stocksy.com/2178376/haunted-house

«ХЗБ – здание недостроенной больницы на севере Москвы, обросшее множеством легенд и слухов. Кто-то говорит о призраках, кто-то о подростках-сталкерах, кто-то о замерзших трупах сатанистов. Но все сходятся во мнении, что за годы существования недостроя там пропало более восьмисот человек. В Ховринке необычно все, даже планировка. Главный корпус по форме напоминает шестиконечную звезду. Само здание – это девять этажей и затопленный подвал. Множество переходов, тупиков и тайных коридоров.

Больницу давно облюбовали бездомные и сектанты. Именно из-за сектантов Ховринка заработала свою зловещую репутацию. Говорят, все пропавшие там люди – дело рук секты „Нимостор“. Одни считают, что секта устроилась в подвале основного здания, вторые утверждают, что в помещении морга, у печей крематория, а для третьих вся Ховринка стала местом, полным смертоносных ловушек и братских могил. По слухам, именно в руинах больницы находят последний приют люди и собаки, пропадающие по всей Москве.

Да, все это слухи. Но разве могут они рождаться из пустоты? Вопрос остается открытым и не дает мне покоя. Я не знаю, сколько еще простоит Ховринская заброшенная больница, но времени, чтобы разобраться с жутью, что там происходит, не так уж и много. И я не планирую его терять».

– Кинематографу постоянно предвещают мучительную смерть, – возвестил Игорь Саныч и устремил указательный палец в потолок. – То Росселлини объявит, что кино умерло еще в конце пятидесятых, то критики решат, что после Хичкока ничего стоящего снять уже не получится. Но кино не сдается. Оно трансформируется, становится массовым, а вместе с тем остается элитарным. И знаете почему?

– Почему? – тут же откликнулись сразу со всех углов аудитории.

– Потому что мы смертны, а кинематограф – нет.

Взлохмаченная седоватая грива Игоря Саныча поблескивала на солнце. Оно билось в окно, взывало, чтобы все эти повернутые на пленке, монтажном мышлении, фактуре и полном метре люди перестали просиживать задницы и бросились ловить сентябрь, пока он еще не сдался серости и дождям. Но группа раскрыв рот внимала Игорю Санычу, подпав под его неуемное обаяние, а тот уселся на край стола и начал самозабвенно тараторить:

– За век своего существования кинематограф прошел колоссальный путь от балаганного развлечения до одного из самых влиятельных видов искусства. Но первым, кто описал процесс просмотра фильма, был… Приготовьтесь удивляться! – Игорь Саныч сделал долгую паузу. – Древнегреческий философ Платон! Да-да, то был театр движущихся теней – крайне популярная в его времена забава, дальний предок немого кино…

Кира откинулась на спинку стула и приготовилась слушать. Оказаться здесь, в аудитории школы нового кино, в двух шагах от Музея русского импрессионизма, было если и не сбывшейся мечтой, то уж точно достигнутой целью. Теперь можно и выдохнуть. Перестать зубрить день и ночь, ломать глаза, черкать в планере, чтобы вписать в рабочие восемь часов школу, репетитора, подготовку эссе и не свихнуться в итоге. Игорь Саныч успел вступить на ухабистую дорожку отношений братьев Люмьер, когда телефон, который Кира положила экраном вниз, недовольно завибрировал.

«Ты во сколько домой?» – поинтересовалась мама.

«Пары до половины седьмого», – приврала Кира, заложив себе полтора часа свободы.

«А пораньше не получится? Дедушку не с кем оставить».

Кира заблокировала телефон и отложила в сторону.

– Желатиновые фотопластинки производились с использованием бромида серебра на основе технологии, разработанной братьями, – вещал Игорь Саныч. – В 1883 году фабрика семейства Люмьер изготовила двести двадцать шесть тысяч таких пластинок. Дальше – больше! К 1890 году на фабрике трудилось уже двести рабочих, которые производили четыре миллиона пластинок в год. Ничего себе продуктивность, правда?

Сидящий у прохода Рудик Троеполов захихикал, Кира растянула губы в улыбке, чтобы не отставать, но лекцию уже не слушала. Телефон жужжал еще. И еще. Кира накрыла его блокнотом. С матовой темной обложки неодобрительно посматривал насупленный воробей. Стикеры с многозначительным «Бесишь!» Кире притащил Тарас аккурат перед сдачей пробного ЕГЭ по математике. Забежал к ней в перерыве между тренировкой и съемками, наскоро чмокнул в плечо. И, пока по телу Киры разбегались колючие мурашки, приклеил первую злобную птицу на ее новенький молескин.