Владимир Моисеев - Внутреннее задержание [СИ]

— Расскажите о вашей книге. Как она продвигается? — сказал Чепалов с плохо скрываемой иронией.

— Послушайте, не забывайтесь. Откуда вам известно о моих литературных опытах? — удивился Зимин.

— Это не знание, всего лишь предположение. Но сами подумайте, чем еще может заниматься психофизик на Луне в свободное от службы время?

Произошло самое страшное — пациент стал задавать вопросы, чего ни при каких обстоятельствах допускать нельзя. Пришлось Зимину многозначительно промолчать, как прописано в инструкции. Однако он признал, что в словах Чепалова есть доля правды.

— Да ладно! Расскажите! Все равно будете давать всем читать, когда закончите.

— Я действительно сочиняю фантастический роман. Из прошлой жизни. В этом нет ничего зазорного, — мягко сказал Зимин, не мог же он сознаться, что ведет дневник по приказу начальника.

— Кто бы сомневался, — ехидно заржал Чепалов. — Вы из тех людей, которые пытаются отыскать свое будущее в прошлом.

— Все люди разные. Мой мир устроен так. В этом нет ничего странного или обидного.

— Встречал я таких людей, как вы. Такое чувство, что вы что-то потеряли или забыли. Мучаетесь, бедолаги, стараетесь найти опору в воспоминаниях.

— Я не из таких.

— Так я поверил, — сказал Чепалов. — Вы выглядите каким-то неприкаянным.

— Почему вы так решили?

— А зачем бы иначе вы писали фантастику о прошлом?

— Это помогает свободнее писать о политике.

— Ерунда. Самообман. Ненависть властей вызывают вовсе не политические комментаторы, их поправляют или перекупают, если возникает такая необходимость. Жестко преследуются люди, занимающиеся культурой и наукой. В первую очередь сочинители фантастических опусов и исторических романов. Вот этих стараются вычеркнуть из реальности раз и навсегда. Без права восстановления.

— Фантастика — безобидное занятие.

— Насмешили. Люди, для которых власть и деньги не самое главное в жизни, крайне опасны для политиков. Мы с вами такие разные, но пришло время, и вот сидим за одним столом, толкуем о странных вещах.

— Стол один, а статус у нас разный.

— Вы уверены?

— Я вас допрашиваю. А вы мой пациент.

— Вы это серьезно? Почему тогда вы отвечаете на мои вопросы?

— Так надо. Наш разговор позволяет мне лучше понять вас, Чепалов.

— Ничего не получится. Напрасный труд. Займитесь лучше фантастикой. Чем скорее вы признаете поражение, тем легче вам будет жить.

Чепалов засмеялся. Он смеялся и не мог остановиться. Зимин вспомнил граммофон. Опять застряла пластинка. Пришлось прервать допрос.

В первый раз Зимин провалил допрос. И это произошло не потому, что он не справился со своей работой. Вовсе нет. Но произошел удивительный сбой в его сознании, с определенного момента Чепалов перестал интересовать Зимина. Его интересовал исключительно ненаписанный пока фантастический роман. Странные слова и вопросы Чепалова он был способен воспринимать единственным образом, как полезную информацию, которую он когда-нибудь сможет использовать в своем тексте.

Особое наслаждение Зимин испытывал, когда в голове у него возникали оригинальные сюжетные ходы. Чепалов много и бессмысленно болтал, но каким-то невероятным образом его слова превращались в материал для будущего романа. Зимину нравилось, что люди способны помогать ему, даже не догадываясь об этом.

К следующему допросу нужно было подготовиться, и Зимин решил выписать из энциклопедии информацию о метареализме.

«Метареализм напряженно ищет ту реальность, внутри которой метафора вновь может быть раскрыта лишь как метаморфоза, как подлинная взаимопричастность, а не условное подобие двух явлений. Метареализм — это не только «метафизический», но еще и «метафорический» реализм, то есть поэзия той реальности, которая спрятана внутри метафоры и объединяет разошедшиеся, казалось бы, значения — прямое и переносное».

О какой метаморфозе говорила Нина? Какая метафора лучше всего подходит к описанию его существования на лунной станции? Важные вопросы, но Зимин понимал, что никто, кроме него самого, не сможет на них ответить так, чтобы он понял о себе что-то такое, что до сих пор оставалось скрыто. Не в метареализме ли скрывается объяснение его странным проблемам с зеркалами? Или в предстоящей метаморфозе?

«Вот сброшу кокон и стану бабочкой!» — подумал он почему-то. Еще один сюжет для фантастического романа.

И второй допрос не получился. Зимин приготовился отражать язвительные наскоки Чепалова, но тот был на удивление молчалив и выглядел усталым и равнодушным. Это было неожиданно. Зимин очень не любил пациентов, у которых от допроса к допросу меняется настроение. Если бы словесная перепалка продолжилась, ему было бы проще анализировать психику Чепалова.