Владимир Моисеев - Внутреннее задержание [СИ]

— Вам скучно? — спросил Зимин.

— Можно и так сказать.

— Вам безразлична собственная судьба?

— Здесь? На Луне? Да.

— Почему вы не хотите со мной говорить?

— Не вижу смысла. Свой фантастический роман вы еще писать не начали. О чем говорить?

— При чем здесь мой роман?

— Вы мне не интересны.

Непонятно, можно ли было рассматривать эти слова, как оскорбление должностного лица при исполнении? Нет, наверное. Контролер не должен вызывать интерес у пациента. Тем более, что Чепалов был прав. С романом было много непонятного.

— Вы даже не знаете, о чем писать. О прошлом или о будущем, — сказал Чепалов, зевнув.

— Я говорил. О прошлом.

— Все так говорят, а потом пишут о будущем. Обычное дело.

— Кто еще пишет?

— Много вас таких.

— Вы говорите о Нине Вернон?

Голова Чепалова неожиданно дернулась, из глотки раздалось неприятное бульканье. Зимину показалось, что у него случился приступ неведомой болезни. Но вскоре выяснилось, что он нагло ржет. Самым непочтительным образом.

— Ведите себя прилично!

— Хорошо, — сказал Чепалов, вытирая выступившие слезы. — Я подумал, что вы меня специально насмешили, чтобы заставить признаться в несуществующих грехах. Но всему же есть предел!

— Что же вас так насмешило?

— Вы сказали, что Нина что-то там пишет. Давно не слышал ничего абсурднее и бессмысленнее. Понимаете, она так много знает о литературе, что самой ей писать уже противопоказано. Она может только цитировать.

— Нина разбирается в литературе?

— Больше, чем кто-либо на нашей станции.

— И что она говорит о вашем тексте?

— Каком тексте? — спросил Чепалов испугано.

— Вчера вы спросили, не связан ли допрос с вашим текстом? Значит, он существует. Знает ли о нем Нина?

— Ей мое сочинение не понравилось.

— Вы написали фантастическое произведение?

— Нет. Политический трактат.

— О чем?

— Прочитайте, он короткий.

Чепалов достал из кармана комбинезона мятый листок бумаги.

Правоверный член общества обязан с раннего детства затвердить главный принцип цивилизованного общества. Какие бы неотвратимые катастрофы не преследовали его лично, какие бы напасти не настигали семью и близких людей, государство легко превозмогает эти досадные помехи и сбои в победоносном поступательном движении и продолжает жить сложной и непонятной для рядовых граждан внутреннею жизнью. В математике нечто подобное известно, как закон больших чисел. То, что обыватели со своей узкой точки зрения воспринимают, как провалы и неудачи, государственная машина упорно относит к своим достижениям. Объяснение блестяще в своей простоте — цели у этих двух противостоящих сил, как правило, не совпадают, более того, противоречат друг другу. С одной стороны, это вселяет рядовым членам общества определенный оптимизм, поскольку у них возникает призрачная надежда, что хотя бы ради достижения своей выгоды государственная машина рано или поздно обратит внимание на нужды людей и пойдет на некоторые полезные послабления. Можно сделать и пессимистический прогноз — если вдруг окажется, что интересы государства и населения, проживающего на принадлежащей государству территории, не совпадают, вступают в не допускающее компромисса противоречие, то это с неизбежностью приводит к отлову и плановому перевоспитанию излишне недовольных…

Быть счастливым и обеспеченным не каждый может. Долг начальника довести до сознания подчиненного: вдыхать и выдыхать воздух — тяжелый труд, который человек выполняет по собственной инициативе, без принуждения, не рассчитывая на дополнительную оплату. Если бы человек был, к примеру, рабом, неотъемлемой собственностью хозяина, ситуация кардинально бы изменилась, поскольку рабовладелец по определению заинтересован в сохранности принадлежащей ему вещи. Раба накормят, проследят, чтобы он правильно дышал, качал мышцы, заботился о своем здоровье, не болел дольше разрешенного его хозяином времени, повышал производительность труда.

В демократическом обществе все устроено значительно проще. Граждане вольны жить или умирать по своему разумению. Такова цена за предоставленную свободу передвигаться, читать, слушать и смотреть. Не следует эти слова воспринимать как апологию вседозволенности, не подконтрольности и анархии. Напротив. Даже в самых продвинутых демократиях мира не предусмотрено существование гражданских прав, функционирующих отдельно от финансовых потоков и людей эти потоки контролирующих. Запомним это на будущее.