Владимир Моисеев: Мизантроп [СИ]

— Думала, что ты мизантроп, Уилов. А оказалось — обычная сволочь, — сказала Лида.

Это неожиданное открытие не сделало ее несчастной, наоборот, лицо ее просветлело, она довольно улыбнулась. Так часто бывает, когда долго и настойчиво бьешься над решением сложной задачи, а потом вдруг отыскиваешь правильный ответ, и гордость от содеянного переполняет тебя. Радости нет предела. Хочется петь и плясать! У Лиды это очень хорошо получается. Люблю наблюдать за женой в эти минуты счастья. Она так и не научилась скрывать свои чувства или не считает нужным прятать их от меня.

— Спой, Лида! — сказал я с придыханием, стараясь, чтобы мои слова прозвучали нежно.

— Сейчас, разбежалась!

— Ты меня обидела.

— Сволочь, сволочь, сволочь.

— Не буду спорить, тебе виднее. Но вот называть меня обычным — это перебор. Еще бы сказала обыкновенный.

— Обычный, обыкновенный… Есть разница?

— Конечно. Ты как писательница должна чувствовать слова. Обычный — это традиционный, обыкновенный — один из многих. Но дело в том…

— Не начинай! Хочешь узнать, почему я назвала тебя сволочью?

— Нет.

— И все-таки я объясню.

— Писательницам не следует разъяснять возникшие в их воображении образы. Напрасный труд.

— Помолчи. Все дело в том, что ты лишен корней, ты не ценишь идеи, которые важны для народа, не привязан к отдельным людям или общественным организациям, у тебя нет настоящих друзей, твоя мораль основана на давно отброшенных цивилизованным человечеством нормах. Совесть… — Лидия на мгновение замолчала, словно поперхнулась. — Не знаю, что сказать о твоей совести. Она у тебя есть. Это так несовременно. Мы живем в мире, где излишняя рефлексия — проявление слабости. Верный признак неудачника. Казалось бы, чего проще, будь как все. Общество выработало правила поведения, следуй им, не забивай голову предрассудками, и все будет хорошо. Но нет. Ты же у нас особенный. О чем бы ни заходила речь, у тебя всегда есть свое мнение. Ты плюешь на авторитеты и при этом рассчитываешь, что эти самые авторитеты будут относиться к тебе как к равному. Почему? Вот это самое смешное, ты указываешь на их ошибки и заблуждения, полагая, что они будут тебе за это благодарны. Знаешь, как тебя правильно называть: гражданин отселенный, в списках не значится.

— Верно. Я — особенный. И поэтому ты любишь меня.

— Да. Но это к делу не относится. Давай по существу.

— Давно обо мне не говорили так много приятного. Но кое в чем ты ошиблась. У меня есть друзья, у меня есть любимая женщина.

— Это я, что ли?

— Да.

— Правка принимается. Тебя не собьешь!

— У меня полно недостатков, лишнего вешать не надо.

— Согласна. Поцелуемся?

Так обычно Лида заканчивает наши философские или лингвистические споры. Природа наделила ее здоровой человеческой мудростью, которой так часто не хватает мне. Наши споры и выяснения отношений не приводят к разрыву только потому, что Лида явно умнее меня. Она дорожит нашими отношениями, лучше разбирается в тонких психологических нюансах и часто прощает то, что другая женщина не простила бы никогда. Я понял это совсем недавно и был польщен и благодарен. Мне повезло с женой.

Странный у нас союз. Футуроном и писательница. Меня интересует только будущее, Лиду — исключительно настоящее. Настоящее не только как текущий миг бытия, но, в первую очередь, как качество событий, которые она использует в своих произведениях, их достоверность и принадлежность к реальной жизни. События должны быть настоящими, не придуманными, так она считает.

Это я к тому, что наши представления не пересекаются. Я живу в своем выдуманном мире будущего, оперирую вероятностями и реализовавшимися закономерностями. Лида не интересуется идеями, предпочитая установленные факты. Не знаю, использует ли она мои фантазии в работе, но ее знание реальности помогает мне. Будущее нельзя предсказать. Единственное, на что может рассчитывать футуроном — это обнаружить в мгновенно исчезающем настоящем (текущий момент времени, а вовсе не верно установленные факты) успевшие проявить себя побеги будущего. Оно ведь уже здесь. Моя работа — фиксировать его проявления.