Сергей Тимофеев - Из того ли то из города...

Полыхнули огнем глаза Ильи.

— Толмачь ему, — говорит. — Сосед у меня был, а у него корова. Хороша корова, да обжориста. Ела-пила так, что поперек себя треснула. Кабы и тебе судьбы такой не сыскать.

В камень обратились киевские. Вот только сейчас живые сидели, и вдруг — разом камни. И Веденя им под стать. Видит сарацинище, неладное что-то, насупился, ножище в руках вертит.

— Толмачь, как сказано, — Илья говорит. — И смотри, слово в слово передай.

Запинаясь, будто воды в рот набрал и боится выплеснуть, Веденя передал, как сказано было. Теперь уже тощий грек замер, разинув рот. Веденя еще ему что-то сказал, к Илье повернулся.

— Я ему пообещал, — буркнул, — ежели переврет, несдобровать ему будет.

Попал грек из огня да в полымя. И так не хорошо, и эдак нездорово. Потом, видимо, решив, что за слово сказанное не ему ответ держать, перетолмачил.

Обалдел сарацинище. То на грека глянет, то на Илью. Никак понять не может, кого из них наказывать. Этот ли наврал, али тот ни весть кем себя возомнил. Притянул к себе грека, повторить велел, в глаза ему глядючи. Повторил грек — ровно баран проблеял.

Отшвырнул его сарацинище, будто перышко. Кровью налился, вот-вот с ним случится, что Илья ему предсказал. Никто и пошевелиться не успел, как он то ножище, что в руках вертел, в Илью метнул.

Не стал Илья, как прежде с Алешкой случилось, ножище за черенок хватать. Уклонился в сторону, махнул рукавом, — чиркнуло лезвие по полотну, шарахнуло в дверь деревянную. Так шарахнуло, что выскочила дверь, вместе с обдверинами, подалась вперед, завалила на пол стражу, позади нее стоявшую.

Извиняй, Иванище, коли свидимся, как-нибудь рассчитаемся за одежку твою. Смахнул ее с себя Илья, чтоб привычней было.

Но и сарацины эти самые, не вчера родились. Опешили на мгновение, а затем сабли выхватили, копья нагнули — и на Илью. У того же ничего с собой из вооружения нету. А коли нету, так не взыщите. Что под руку попало, тем и обороняться будем.

По первости скамья под руку попала. Кто там на ней сидел, — посольство ли, еще кто, — не разглядел Илья, потому как они лещиной созревшей посыпались. Ухватил за конец, да и приголубил наотмашь, кто первыми сунулся. Крякнула скамья, звон раздался, как полетели сарацины во все сторону. Отмахнул Илья в другую сторону, — еще сколько повалились. Глянул мельком на сарацинищу, на скамью, — нет, размер не тот. Метнул в сторону двери, — на удачу, кому достанется, стол ухватил. Разлетелись по стенам яства, да питья, да посуда всякая, спорхнула скатерть узорчатая, тем столом сарацинищу и употчевал. Славно угостил, от всего сердца. Едва щель малая промеж столом и стеной осталась. В ту щель сарацинище весь и уместился.

Одно плохо, оружия Илья лишился. Ну да не пропадать же совсем, надо из передряги этой выбираться, к воротам, где Иванище поджидает. Вдвоем-то им посподручней будет. И посольство к кораблям провести. Крикнул Ведене, чтоб под руками не сновали да под ногами не путались, чтоб тоже выбирались, паруса подымали, нагонит он их, — наклонился, нащупал что-то, ухватил, и давай отмахиваться, потому как лезут сарацины, ровно медведь к борти. Даже и не заметил поначалу, что сарацина поверженного за ноги ухватил, им и машет.

До двери домахал, засовом разжился. Веселей дело пошло. В окошко взгляд мимолетный бросил — там уже во дворе началось. Несколько сарацин в окошки выпали, подумали, должно быть, греки, настала пора обидчиков бить, вот и схлестнулись. Только Илье от этого не легче. Это в сказках богатырь направо-налево без передыху супостатов валит, а тут не сказка. Да и супостатов, правду сказать, многовато, на одного-то.

А потому Илья, как до ворот дворцовых пробился, глянул по сторонам, да шмыгнул в переулочек. Бочком-бочком, к месту, с Иванищем уговоренному, пробирается. Вроде как и не причем. Весь город кипит, а он — не причем.

До ворот условленных добрался, — еле протиснулся. Гонят греки сарацин, а те сопротивляются. Сеча злая завязалась. Никто уступать не хочет.

Выбрался-таки. Глядит, — Иванище, хоть и не воюет, однако ж и без дела не стоит. Как кто к нему отлетит, — грек ли, сарацин, — он того клюкой свой легонько так — бац! Клюка-то у него, почитай, пудов в сорок — это Илья сам на вес попробовал. Вон уж сколько набацал…

— Я уж думал, не дождусь, — спокойно так сказал, Илью заприметив. — Только вот не знал, то ли в город сунуться, то ли домой подаваться…

— Ты вот что, — Илья ему отвечает, — давай-ка мы с тобой до дому отправляться. Пущай эти тут без нас промеж себя разбираются, не наше это дело. Нам своей земли держаться надобно, одна она у нас. За нее и стоять будем. Чую я, ждать нам скоро гостей в Киеве…