Сергей Тимофеев - Из того ли то из города...

Бродит Илья, ничего интересного не видит. Все одинако — куда ни посмотри. Совсем было обратно повернул, и тут на тебе — заприметил в сторонке человека на камне. Сидит себе, орехами какими-то балуется; достал из сумы горсть, зажал ладонь в ладонь, сдавил, теперь скорлупу разбрасывает, а ядра — в рот пихает. И наружность у него совершенно не греческая, а скорее наша. Особенно борода. Привяжи к челу два веника соломенных, в разные стороны чтоб торчали, как раз такая и получится. И одет по-нашему. Любопытно стало Илье, дай, думает, подойду; коли не наш, скажу, ошибся, мол, а уж поймет — не поймет, его дело. Подходить начал — точно, из наших. Греки в лаптях не ходят. Вот только онучи странные, да и сами лапти — поблескивают на солнышке, ровно капли воды на них. А еще — вон — клюка к камню прислонена… Неужто?.. Да нет, быть такого не может.

Сбавил шаг Илья, сомневаючись. Борода же веником глянул искоса в его сторону, и говорит:

— Ты, — говорит, — добрый молодец, коли на орехи нацелился, так мимо проходи. Потому — самому мало.

Вот так, ни много, ни мало. Ни тебе приветствия, ни пожелания доброго — а милости просим мимо нашего забора киселя хлебать.

— Не нужны мне твои орехи, — в тон Илья ответил. — Ты мне вот что скажи — уж не Иванищем ли будешь?

— А коли и так, что с того?

Вот свезло — так свезло. Сколько про калик слышал, а тут — вот он, нежданно-негаданно.

— Ничего… Слышал про тебя… В народе…

— И чего ж там про меня в народе говорят?..

Чего, чего… Об этом Илья как-то не подумал. А потому, — за руку ухватить все одно некому, — выложил все, что прежде слышал. Обо всех. И про мудрость несусветную, и про подвиги богатырские, а напоследок прибавил, что ему Веденя поведал.

— Здорово, — протянул Иванище. — Век бы слушал… Однако ж брешут. Не все, конечно, но много. Никаких я там Змеев не одолевал, даже и не видывал, ратей вражеских не гонял, по воде не бродил, по воздуху не летал, да и с разбойниками… Ну, разве самую малость.

— А с сарацином что? Правда, ты язык ихний понимать научился?

— Да какой там!.. — махнул рукой Иванище. — Я ему для начала в ухо дал, для порядка, а уж потом на пальцах изъяснялись. Прутиком он мне еще рисовал… Ты мне вот что скажи, не слыхал ли ты чего про богатыря, который на море Хвалынском ихнего богатыря одолел?

Да что ж это такое на белом свете творится-то? Сколько времени прошло, а слава об этом уж и сюда добежать успела.

— Так, кое-чего… — уклончиво ответил Илья. — А тебе зачем?

— А затем, что в Костянтин-граде главным теперича не царь греческий, а тот самый воевода сарацинский, что город измором брал. Салтан сарацинский дюже разгневался, что одного из лучших его богатырей извели, на Киев идти собирался, ан услышал, что богатырь тот самый, недруг ему, с посольством к грекам послан. Чего ж лучше быть может, коли рыба сама на берег лезет…

И про то узнали. Не иначе, чародейством каким.

— Тебе-то откуда ведомо? — вздохнул Илья.

— Так сарацин давеча сказал… Их тут много…

— Ты и ему в ухо, для порядку?..

— Не без этого… Говори теперь, что о богатыре слыхал?

— Что слыхал, что слыхал… Я тот самый богатырь и есть.

— Да ну? — Иванище сунул в рот скорлупу.

— Вот тебе и ну… Недаром говорят: на ловца и зверь бежит. Чего хотел-то?

— Подумалось мне, негоже в стороне оставаться… Дай, думаю, подсоблю, чем смогу…

— Чего ж грекам не подсобил?

— Ну ты сказанул, грекам!.. Они мне не земляки даже… Так и войско сарацинское больно уж большое было…

— Чем же ты мне подсобить собрался? Упредил — и на том поклон.

— Про то не придумал…

— Ну так давай вместе.

Присоседился Илья рядом с Иванищем на камешек, и стали они вместе думать да гадать, как из беды достойным образом выбраться. Только раздумывать особо не над чем. Илья князю обещался посольство в целости и сохранности доставить, значит, так тому и быть. Иванище — самому себе слово ненарушимое дал, не оставить земляка без помощи. Вот и выходит, что какую хитрость ни задумай, а встает она поперек слов даденных. Ничего толком не придумали. Понадеялись на авось да кривая вывезет. Договорились, что Илья на корабль возвернется, а Иванище берегом в Костянтин-град побредет. Это еще неизвестно, кто там раньше окажется, заверил он Илью. Дал напоследок одежку свою, из смены, чтоб тому не богатырем маячить, а скрыться до поры, до времени, от соглядатаев. Тем Илью удивил, что в суму свою, локоть на локоть размером, ручищу аж по плечо запихнул. Разъяснил, у каких ворот околачиваться будет, в ожидании, и побрел себе.