Разумеется, я помнил: из очередной вылазки в Верхний Мидир вернулся не один, а привез волка, больше напоминающего мешок с костями, израненный мешок с костями. Скелетообразный ши без роду и племени оказался Аланом, был пристроен к работе, которую исполнял с большим рвением, показал себя умным волком, преданным королю и дому. На Алана можно было положиться без оглядки: этот волк схватывал задумку на лету, встраиваясь в любой план и любую ситуацию весьма естественно. Нет, конечно, Алан не был безгрешен, допускал ошибки, не обходилось и без глупостей. Однако для ши, который помнит себя от силы двадцать лет, который сразу оказался вовлечен в игры с крупными ставками, это было заоблачно хорошо.
А еще это было хорошо для меня. Я обнаружил в Алане поддержку, собеседника, товарища по несчастью общения со всем Двором зараз.
— Ещё как помню, Алан. По чести, ты был тощий и бледный. Сначала с тобой страшно было даже разговаривать. Раны, ожоги, особенно тот большой, на шее, — я осекся. Присмотрелся к замершему Алану.
Начальник замковой стражи увидился мне, Советнику Благого Двора, немного в ином свете. Я сомневался, имею ли право задавать вопрос, который больно ударил бы любого волка.
— Алан, это был ошейник? Ты сидел на цепи?!
Ладони, по-прежнему сжатые в моих руках, дернулись снова, как лапы волка, взрывающие землю. Алан открыл наконец глаза, вместо обыкновенной ясной серости там сияла яростная желтизна.
— «Сидел» немного не то слово, Джаред. Я был балаганным волком, очень хорошим волком, на меня всегда приходили посмотреть! Поначалу пускали даже маленьких детей, до того я был хорошим, умным, как собака, — Алан дернул головой, скребнул ногой. — Как ши я помню себя только с тех пор, как меня спас король, как волк я помню себя на девять лет дольше.
— Девять! Девять лет! Алан! Я не знал!
Второй за жизнь ошейник — многовато для одного ши, тем более волка.
— Никто не знал, я никому не говорил, я думал, что ошейник остался в прошлом! — Алан запрокинул голову, показывая эту круглую напасть.
Да, ошейник, увеличенная копия кольца на правой руке. Ошейник черный, каменный, монолитный, плотно охватывающий шею. Широкий, с выбитыми по краю рунами. Словно вросший в белую волчью кожу.
— Погоди, Алан, погоди. Там есть знаки, возможно, мы их прочтем, — я пожал пальцы и отпустил руки Алана. — Сейчас ты не зверь, ты начальник замковой стражи самого непростого замка окрест. И этот замок тебя прикрыл. Возможно, все не так ужасно, как кажется на первый взгляд. Сейчас тебе в любом случае лучше, чем механесу в стене!
Знакомая слегка насмешливая улыбка прокралась в глаза Алана, погасила желтое пламя, зажгла обычное серое.
— А может быть, и нет. Возможно, мне вовсе не стоило выламываться из той стены.
— Ничего, Алан, ничего. Может, мне тоже стоило умереть, — тот дернулся, стремясь прикрыть, а я с удовольствием все более узнавал в нем прежнего Алана. — У меня ведь тоже есть личное проклятие.
С Аланом можно было поделиться. Даже с дядей — нет, с Аланом — да.
— Как мне было озвучено, я «не смогу защитить женщин». Своих или нет, неизвестно. Оно было сказано давно, но теперь это не просто слова. А наш принц «погибнет из-за женщины». Вот и подумай, чье проклятие страшнее. Хранитель, мне кажется, тоже его имеет — он ведь обманул Этайн. Не знаю какое. Он не говорит.
— Он никогда не говорит, — подтвердил Алан. И улыбнулся. — Вина есть на каждом из нас. А бутылки вина у тебя нет?
Алан. Проклятый, вымотанный камнем и поседевший, однако — Алан. Это искупало многие и многие несовершенства мира.
Позже мы с Мидиром поняли: Алан привязан к замку. Он не может покинуть его стены или обратиться в волка. Как из-за ошейника в Верхнем мире Алан не мог стать ши, так в Нижнем он перестал быть зверем. Временами у него немеет рука с кольцом, что не мешает ему быть самым лучшим начальником замковой стражи. И уж точно — моим другом.
Позже, в его личных покоях за бутылкой вина и перед самым уютным камином на свете, я выяснил, что Алан услышал из речи Этайн другое, короткое: «Пусть иная, прошедшая моим путем, подарит истинному королю, что взято быть не может».
Вот и суди теперь, какой король истинный и что это может быть за подарок. Картина не прояснялась, лишь обросла разрозненными подробностями.
Третье ноября третьего года Тёмной эпохи. Двор постепенно оживает, дел меньше не становится, но пора вернуться к записям
Что же до наших злобствующих теней, жаждущих дорваться до власти…
Читать дальше