Ольга Вереск - Сосуд (СИ)

В полдень, уже с добычей, двумя подстреленными зайцами за плечом, я возвращалась домой, когда поняла что то‑то не так… Тишина! Опасность! Я её чую…

Расчехлив охотничий нож, я пригнулась и стала красться к поселению, огибая буреломы и осторожно двигаясь прогалинами. Чужие… Они уже здесь.

Живой лес опасливо прислушался, затаив дыхание, враждебны они или нет… И вдруг, притихший мир вновь взорвался звуками.

Гора с плеч! Пришлые — нам не враги. Я чувствовала, как мой лес, дикий, но прекраный зверь ворочался и сопел, смиряясь с их присутствием. И вот, он снова спокоен и умиротворён, а мои пальцы уже не сжимают костяную рукоять оружия.

Жители Приграничья, примыкавшего к южной границе Живого леса, всецело доверяли своему благодетелю. Без него не было бы ни моей деревни, ни еще десятка таких же поселений, живущих дарами леса. Мы заботились о нём, а он о нас.

По извилистой тропинке, весело насвистывая незамысловатый мотивчик, я бодро шла к родному дому, когда меня едва не сбил с ног Торак, соседский мальчишка.

— А тебя твоя мама искала! Кьяра, к нам прибыла Оракул! Представляешь, сама Оракул? И маги с ней! В Большом доме уже все собрались! — протараторив всё скороговоркой, сорванец помчался дальше, не иначе как подглядывать да подслушивать, ведь малышам в дом Совета путь был заказан.

— Эх — х, кончилась моя беззаботная жизнь, — вздохнула я, поднимаясь на крыльцо. — Ма — а-м, я — дома!

— Кьяра, Великая богиня, наконец‑то ты явилась! — услышала я в ответ родной материнский голос. Ободряюще, ничего не скажешь. — Оракул уже в Большом доме!

Подвязав тушки подстреленных зайцев под козырьком крыши, я вошла в избу, думая о том, как далека наша страна от совершенства! Даже здесь — на краю мира — моей судьбой управляют давно никому не нужные традиции.

Оракул?! И что?! Ладно, прорицательница! Хорошо, еще она — жрица самой богини Айоры! Ну, не сама же Милостивая, что за переполох?! И, вообще, Оракул здесь два года не появлялась, могла бы еще столько же не показываться. Мне от этого хуже уж точно не было бы!

— Прости неразумное моё дитя, о, двуликая! — мама, привычно опустившись на колени перед глинянной статуэткой, бормотала молитву. — Как не может существовать свет без тьмы, день без ночи, так и не существуют добро без зла, богатство без бедности, сила без слабости, и Айора Милостливая без Айоры Свирепой…

Двуликая богиня Айора… Именно она олицетворяла равновесие нашего мира, а Оракул, которым может быть лишь женщина, прошедшая священный обряд Очищения, — наместница богини, её глаза и уши. Прибывая в каждый город, в каждую деревню, она проводит ритуал — Испытание. Ну, да, тот самый, на который я и опаздывала.

— Кьяра, Великая богиня, ты вся вывозилась в крови и грязи! Быстро раздевайся и полезай в лохань! — голос матери прервал мои размышления. — И без возражений!

Вздохнув, я скинула поклажу и, пристроив лук и колчан со стрелами у стены, стала раздеваться. Тёплая вода приняла моё тело в свои нежные объятия.

— Вот — вот ритуал начнется, а ты ещё не готова, аведь я просила тебя не уходить в лес! — мать суетилась у очага, непрестанно что‑то помешивая в небольшом котелке, то и дело, добавляя в него какие‑то коренья и травы.

Ритуал… Хм… простая церемония получения татуировки на запястье, изображающей Луну или Солнце. Именно она навсегда определяла место женщины, достигнувшей брачного возраста, в этом до крайности мужском мире. 'Кайрими' — Луна, буквально с древнемарийского означает 'ночная жена', а 'Найрими' — Солнце, соответственно 'дневная жена'. В чем разница, думаю не сложно догадаться.

Я прикрыла глаза, вспоминая, что же мама мне рассказывала о ритуале?! И рассказывала ли вообще?!

— Ма, а — а-а… ты помнишь своё Испытание?!

— Конечно, птеньчик, как сейчас! Я была такой молодой… — голос матери убаюкивал, расслабляя и затягивая в сон, — … на церемонии незамужние и не обещанные в жены девушки, наряженные, точно невесты, собираются в Большом доме. Туда же приходят их родители и… женихи. Я так боялась, а моё сердце чуть не выскочило из груди, когда…

В отличие от других, я не испытываю ни священного трепета, ни давящего на нервы страха. Да, мне семнадцать, и я несколько припозднилась, что уменьшало мои шансы на выгодную партию, в отличие от пятнадцатилетних дурёх, что жаждали принадлежать мужчинам, ну, и что?!