Ольга Зима: О чем поет вереск (СИ)

Благие земли Нижнего мира[1] еще мрели[2] сапфировыми сумерками, а вересковые пустоши Верхнего[3] уже румянились ласковым утренним светом. Высокое небо голубело на глазах, жадное солнце слизывало сизый туман с низин — восход будто стягивал покров с томной, разнеженной ночными ласками красавицы.

Мидир усмехнулся своим мыслям, усадил поудобнее спящую девушку, именем которой он не поинтересовался. Погладил норовистого Грома, не слишком любящего земли людей, понукая очнуться и тронуться в путь. Ехать и любоваться вереском предстояло долго.

Можно было и вовсе не брать вороного, а пробить завесу междумирья близ Манчинга[4] рядом с городской стеной, за которой постоянно звенели кузни и шуршали гончарные круги. Мидиру казалось иногда, что возводили стену тоже горшечных дел мастера — слишком идеальной петлей замыкала она столицу галатов[5]. Подобная точность, ради которой строители поменяли течение трех рек, немало раздражала волчьего короля; как и невероятный жар плавилен, коего верхние добивались безо всякого волшебства…

Но очередную забаву лучше высадить поближе к дому и подальше от горожан, чтобы не порождать ненужные сплетни.

Близость Лугнасада[6] придавала отношениям легкость, а изменам — прощение, однако лучше скрыть время, проведенное девой в Мире под Холмами. Просто гуляла, просто — мужчина… Волчьему королю достаточно оказалось нескольких слов, улыбки и поцелуя. Ночь была сладкой, да только золотоволосая игрушка с пустыми голубыми глазами приелась столь же быстро, как и покорилась.

Когда от дороги до поселения девушки осталось меньше пол-лиги, Мидир остановил Грома. Осторожно спустился с коня, завернул спящую в плащ и оставил на пригорке. Легкий выдох — и морок[7] стал обычным сном.

Мидир сомкнул на девичьем запястье толстый золотой браслет поверх ярко раскрашенных деревянных и бросил прощальный взгляд на милое, почти детское круглое личико. Новая мода галаток выбривать себе брови и укладывать волосы известковой водой заставила вздохнуть, хотя к бесконечным кольцам на шее и к браслетам на лодыжках и запястьях волчий король почти привык.

Девушка вздохнула, причмокнула и подложила ладонь под щеку.

Теперь можно было ехать в столицу по весточке Эохайда. Ничего тревожного, однако не виделись они давно. И если в Нижнем время пролетало незаметно, то в Верхнем зима шесть раз сменила лето с тех пор, как волчий король покинул Манчинг. Жизнь смертных — миг по сравнению с вечностью ши, но Мидиру нравилось время, проведенное рядом с королем галатов: защита его трона, защита его земли…

Нижний ныне почти не знал войн. Драконы были истреблены, фоморы не покидали морских вод, неблагих ничего не интересовало, кроме своих чудовищ и секретов магии. Только и оставалось королю Грезы, что баловаться со стихиями и любиться с девками.

Мидир оборвал себя, недовольный тем, куда забрели его мысли. Видно, после бессонной ночи все казалось пустым, мелким и ничего не стоящим.

Дорога бежала вперед, до Манчинга было еще далеко. Мидир остановил вороного, вдыхая пряный аромат нагретых солнцем цветов.

— Хмурый черный всадник на черном коне! — разнесся над вересковым полем звонкий девичий голос. — Словно явился от волчьего короля!

Гром и ухом не повел, что было странно. Мидир обернулся, желая возразить на дерзость смертной. И замер, оглядывая незнакомку. Горчичный плащ приоткрывает лиственную тунику, перевитую золоченым поясом. Глаза искрятся живой веселой зеленью. Непокорные моде брови — как парящие в небе вольные птицы. Волосы стекают горящей медью, из кожаной сумки выглядывают хвостики трав.

Мидир спрыгнул с Грома, спросил вкрадчиво:

— А если я и есть волчий король?

— Вы не можете быть им, — вздохнула, и словно облачко набежало на солнце. — Впрочем, как и я не могу быть королевой галатов…

Незнакомка наклонилась, срезала ножничками пару цветков и забросила в почти полную сумку. Глянула искоса, явно ожидая услышать имя.

— Зовите меня Майлгуир, — заторопился он. — И еду я в столицу. Может быть, нам по пути?

Поддавшись внезапному порыву, Мидир выдернул пару кустов вереска и протянул девушке.

Ствол неожиданно оказался толстым и усеянным колючками.

— Что вы сделали! — вспыхнула травница. — С корнем!.. Руки бы вам оборвать! — она ловко приладила выдернутый вереск. Затем протянула руку требовательно: — Дайте вашу флягу!

Полила растения, и Мидир не поверил себе — не поверил, что он в Верхнем — так благодарно растение восприняло заботу. Приживется несомненно, безо всякого магического вмешательства.