Ольга Зима - О чем поет вереск (СИ)

— Мне иногда кажется, он поет, — пальцы незнакомки мягко прошлись по розовым лепесткам.

Порыв ветра пошевелил вереск, поиграл волосами травницы и донес до Мидира запах женщины. Будоражащий и сладкий, он забил ноздри, вскружил голову.

— О чем? — еле вымолвил волчий король.

— Я не знаю…

И улыбнулась слабо. Словно знает, а говорить отказывается. Ему, которому всегда достаточно взгляда!

— Можно ли неуклюжему садоводу узнать имя той, кому подчиняются цветы и люди? — спросил уязвленный Мидир.

— Меня зовут Этайн, — ответила она безо всякого кокетства. А об имени отца или мужа умолчала. Значит, принимала на себя ответственность за свою судьбу.

Стряхнула с рук землю. Мидир поболтал флягой, показывая, что в ней есть еще вода, и вылил ее в протянутые женские ладони — совершенной формы, достойные того, чтобы воплотить их в мраморе.

— Может, добрая госпожа Этайн покажет мне, где я могу набрать питье в дорогу? — отметив поднявшуюся во вздохе высокую женскую грудь, Мидир добавил: — Я не заслужил подобной малости?

— Простите меня, Майлгуир, за миг сомнения. Слишком близко там ложе Димайда и Грайне[8].

Этайн взглянула быстро, и Мидир спрятал ухмылку.

— Прекрасная госпожа, я не попрошу возлечь со мной.

— Обещаете?

— Клянусь Миром под Холмами! Я привык, что дева меня обнимает сама. Поэтому я подожду — пока не попросите сами.

— И попрошу! — Этайн подняла глаза на Мидира, обожгла хризолитовым огнем. — Как только мир перевернется, — рассмеялась и пошла вперед.

Мидир, полный негодования, остался на месте. Оглядел уходящую: скромная сумка травницы, плащ из простой холстины. А обувь, ожерелье и пояс дороги и изысканны. Волчий король в несколько шагов догнал Этайн и пошел рядом.

— Знатная госпожа — и травница? — он погладил Грома, успокаиваясь.

— О, вы судите по одежде… — погрустнела она. — Как и многие. Это я еще без украшений!

— А ожерелье?

— Подарок, — погладила Этайн медовый янтарь, и ревность уколола сердце волчьего короля. — Что до трав… Я люблю их. Собранные моими руками, они лучше помогают людям.

— Не думаю, что вам есть нужда их собирать.

— Неужели вы никогда и ничего не делали просто так?

— Я просто так нарвал вам цветов.

— И это все?! За всю жизнь?

Мидир задумался.

— Я много чего делал ради к… ради долга. Просто для себя же… Я хотел спасти брата…

«Но не смог», — слова замерли горечью во рту, а Этайн изменилась в лице, ухватила за руку:

— Простите меня за глупые расспросы! Я не мыслила так вас огорчать.

А Мидиру казалось, он отвечал совершенно спокойно.

— Когда-то я помог другу.

Этайн отпустила его пальцы, пнула камешек на дороге.

— Я беру деньги только за травы, чтобы люди берегли их… Немного рано, но смотрите, что я нашла.

Остановилась, порылась в сумке и вытащила сверток. На холщовой тряпке лежал корень, похожий на искривленного человечка.

— Мандрагора, причем мальчик, — гордо произнесла Этайн. — Видите форму? — покрутила она корешком, утолщенным в верхней части. — Он дается редко, хотя способен на многое. Да-да! Лечит от тяжких болезней…

— Избавляет от бесплодия, — подхватил Мидир, припомнив балладу верхних, которую любил распевать брат.

Этайн медленно и словно бы недовольно убрала корешок обратно. Мидир, поймав ее взгляд, улыбнулся:

— Однако первый, с кем разделит ложе красавица, выпившая его настой — умрет.

— Байки! — отмахнулась Этайн. — У королевы не было детей, что печалило ее мужа. Лекарь предложил королю позвать на ложе королевы первого встречного, коим хотел стать сам. Король согласился, но прознал об обмане и убил лекаря[8].

— Да? Мне рассказывали иное. Лекаря убили уже после любовной ночи.

— Нехорошо обманывать, — непонятно сказала Этайн: то ли про рассказ, то ли про его слова.

— Но ведь лекарь любил! — продолжил Мидир из желания настоять на своем. — Невероятно, сильно — так, что готов был отдать жизнь за свою страсть!

— Видимо, это был не просто лекарь.

— И не просто любовь. Великая любовь, что случается раз в столетие, — Мидир легонько подул в сторону Этайн.

Ни затуманенных глаз, ни приоткрытых губ, ни дрожи в руках.

— Но она любила другого. Разве не достойно было ему отойти?

— Отойти? Отказаться от неё? От своей любви? Думаю, это было для него невозможно. Жизнь отдать для него было возможно, а отойти — нет.

— Думаю, именно поэтому та женщина выбрала мужа. Готового отдать ее другому для ее же счастья.