– Всё, всё, ни слова больше, – замахала руками женщина. – Ну, как же я родить-то могла, чай, не замужняя! Как на меня смотрели бы? Вот и пила горькие травы, вот и не дала народиться младенцам.
Любава отошла к сундукам и присела. Тетка, что же ты натворила! И тут же испугалась: а вдруг?! Вдруг после того раза и в ней зреет ребенок. Ребенок Чеслава! Что ей-то тогда делать? Показалось, что внутри что-то задвигалось, уткнулось и затвердело. И тут же она разозлилась: почему это должно сделать ее слабой? Нет уж! Придется принять ее дитя. Она заставит их всех принять его. И пусть хоть один попробует сказать слово против.
Подушечки ее пальцев почувствовали льдинки, дыхание ледяной пустоши лизнуло щеку, и она успокоилась. В любом случае она не останется одна. Они – в любом случае! – не останутся одни.
– Аделя, нежить готова помириться с тобой. Но придется заплатить…
– Что я должна сделать, сколько и кому? – голос у тетки сорвался, хрипотца сменилась чуть ли не визгом.
– Не води больше в дом полюбовников. Через седмицу придет гость. Накорми его, выслушай и, когда он предложит выйти за него, соглашайся.
– Род ты мой, как же такое возможно?
Митяй неожиданно погрустнел, махнул рукой и пошел на выход. Перед дверью остановился и добавил:
– Все возможно, если верить и действовать по вере. Ты сделай, что сказано, а там сама все увидишь.
И вышел вон.
Любава взглянула на тетку. Та с раскрытым ртом смотрела в сторону двери. Умел пастух удивлять. Но у девушки был свой разговор к родственнице. И, как нельзя кстати, догадливый дружок дал ей возможность с ней кое-что обсудить с глазу на глаз. Свое, девичье.
***
Митяй расслабил верхнюю завязку полушубка. В теплом доме он изрядно вспотел. Любава осталась утешать Аделю, ему же хотелось побыть одному, продышаться. За последние дни он почти забыл, каково это – видеть мечущиеся души. Теперь снова вспомнил.
День становился длиннее, солнце ярче и теплей, капель набирала обороты, но иногда мороз возвращался, и тогда земля, растения, постройки покрывались ломкой корочкой льда. Однако за этой ширмой скрывалась страшная беда; никто не знал, как с ней справиться, а многие и не догадывались о ее существовании. Но ведь если мы не знаем о беде, она никуда не денется! Просто ждет своего часа, чтобы поосновательней трахнуть по голове.
Направо виднелась корчма – высокое двухэтажное здание с мансардой и задним дворовым теремом. Перед корчмой бегали дети, кто в обувке не по ноге, а кто и босиком. Их резвость только дополняла всеобщее возбужденное состояние. Малышня подбрасывала вверх и ловила свежеиспеченные хлебы в виде птах. Выделялась чумазая девочка с жаворонком на шесте, выпеченным с распростертыми крылышками и растрепанным хохолком. Каштановые космы ребенка развевались на еще холодном ветру.
За корчмой через пару улиц гудел торг, ныне заставленный шатрами призванного ополчения. Оттуда доносилось ржание лошадей, лязг кузнечных молотов и громкий лай собак.
Митяй с трудом отвел взгляд и посмотрел налево – на незамерзающее озеро с островом волхвов. Тишина, спокойствие и некая отчужденность витали над ним. Он немного подумал и пошел по протоптанной в снегу тропке в сторону озера. У воды оперся о деревянные перила. Их шершавость успокаивала, позволяла справиться с хороводом мыслей.
Что же такое душа? Почему кто-то может существовать без нее? В чем тогда ее важность для остальных? Зачем мы вообще рождаемся, живем и умираем? Откуда беремся? Кто распределяет души по телам? Для чего собирают их после смерти в Ирии? Вопросы, череда бесконечных вопросов…
Пастух поднял глаза на все больше наливающийся фиолетом бордовый закат мелкого карлика, по ошибке называемого солнцем. Как же, дверь в Ирий. Он, этот карлик, должно быть, очень злой. Вот сестрица Луна, она, по крайней мере, всегда на небе: и ночью, и днем. Большая, величавая, спокойная. А он? Пыжится полдня, что-то пытается доказать, а потом исчезает. Да и днем, если бы не был таким жгучим, никто бы его не заметил. Как пить дать, злой он, а значит, и с Ирием не все гладко. Так зачем души идут туда по лунной тропке?
Юноша вспомнил бездонный колодец, красную воронку на серой пустынной долине, а также то, что в ней увидел: поломанное древо, не проросшую почку, осколки чего-то важного, соединяющего каждого с каждым, но неизменно рассыпающегося при прикосновении, при одном дыхании в его сторону. По-своему, лунная тропинка была таким же колодцем.
Читать дальше