Дмитрий Павлов - Потеха колдунов - Пробуждение

– Позволь представить моего друга – Митяя из Порубежья. Помогает батюшке в делах. Будущий волхв.

На этих словах она толкнула «будущего волхва» в бок. Паренек опомнился и тоже поклонился. Бедный так и не пришел в себя после столь многообещающего поцелуя! Забавный! Тянется к ней, но смущается от своих желаний. Сама она их совсем не стесняется и уже продумала, как все будет дальше. Вот Петро с Гаврилой удивятся, когда вернутся из своей экспедиции! Как будут смотреть на нее голубые глаза Петро! Девушка прикусила губу, сожаление об упущенном невольно кольнуло в сердце.

– Волхв? – выделила последнее слово Аделя.

Женщина приблизилась, вытерла руки о передник, накинутый на светло-синий сарафан, и внимательно осмотрела гостя. На ее носу и под глазом чернела печная зола. Пахло от нее кашакскими пряностями и сладкой пудрой.

– Молод он, даже усы не выросли. Точно волхв? А то их ко мне и гривнами не заманишь. Последнее время все такие занятые!

– Нет, он будущий волхв, но многое умеет. Правда, Мить?

– Да, я многое умею, – послушно повторил за ней пастух.

– Ну, раз так, ему рады в этом доме. Проходите, не теряйтесь, перед уходом сами за собой приберетесь, – предупредила Аделя и сделала приглашающий жест.

Любава пожала плечами на немой вопрос Митяя и ступила на циновку пола. Порой не поймешь, когда тетка шутит, а когда говорит серьезно. В избе, мягко говоря, было не прибрано. Гнутые деревянные ложки разбросаны, табуреты словно обкусаны, занавеси порезаны, из-за печной заслонки просачивались струйки дыма. На столе стояли колотая миска и кувшин, последний, судя по запаху, с кислым молоком.

– Значит, Косма явился на зов Святополка и решил пойти против княжеской власти? – между тем спросила тетка. – Вот всегда лезет в замуты, не сидится ему на месте. Эх, братик!

– Князя нет, значит, и власти тоже нет. А еще батюшка передавал… – начала было Любава.

– Понятно, что он мог передать, – прервала ее отцова сестра, ее явно мучила какая-то мысль. – Вы вот что мне скажите… Есть у меня маленькая проблемка.

Аделя затеребила передник, явно пребывая в нерешительности. Наконец, сделала над собой усилие и пояснила:

– Беда у меня в доме завелась. Не могу упросить нежить успокоиться: пакостничает не переставая. Ничего не могу сделать, вон и Чур глаза прикрыл. Такое безобразие! Будто проклята. Может, будущий волхв поможет? А то хоть переезжай…

В подтверждение ее слов одна из табуреток передвинулась на ладонь вбок. Кто-то протопал под лавками в сторону дальней стены. Чудно как! Домовенок, что ли?!

Любава обернулась и взглянула на Митяя. Тот был спокоен, словно просьба так себе, ни о чем. Скромно стоит себе при входе. Такой милый! Ей захотелось, чтобы он взял ее за ладошку. Тепло, которое исходило от него, не только теребило душу, но и приглушало безумный шепот белесой нимфы. Та не отпускала. Лишь когда пастух приближался, пряталась в окружающих тенях. Рядом с ним было тихо. Рядом с ним хотелось испытывать чувства, а не их замороженные отблески.

– Решим, уважаемая, решим, – успокоил тетку парень и прошел ближе к печи.

Там поднял обе руки и зашевелил пальцами. Затем что-то быстро зашептал, но по-особенному, не слышно. Вдруг у него власы встали дыбом, глаза засветились, и сам он чуть ли не воспарил, будто кто-то потянул его вверх. Женщина побледнела, схватилась за сердце и заохала. Пастух не обратил на нее внимания, продолжал шевелить пальцами и шептать губами незнакомые слова.

Любава до конца не понимала, что происходит, но почему-то нисколечко не беспокоилась. Лишь казалось, что друг немного перегибает палку с представлением, мог бы все сделать попроще. Сапфировые змейки выглянули из ворсинок ее шубы и тут же спрятались. Не подглядывать! Для нее стараются!

Наконец паренек опустился на пол, потер лицо и посмотрел на всех нормальным взглядом.

– Кхе, кхе, – прокашлялась хозяйка, – ты выяснил, что нежити от меня нужно?

Девушка с любопытством посмотрела на пастуха. Какое у него странное получается общение с нежитью. Не о таком он рассказывал.

– Аделя, у тебя кикимора с домовенком спорят, не могут дом поделить. Но не меж собой. Говорят, кровь на твоих руках, нерожденные им покоя не дают. Мешают. Мечутся туда-сюда, плачут и жалуются. Не может нежить их выгнать, нервничает, на тебе отыгрывается.

– Какая еще кровь? Не убивца я, Макошью клянусь, – побледнела та и плюхнулась на табурет.

– Разве не избавилась ты от дитятка горшечника, потом от ребенка купца местного, потом…