Александрина Ван Шаффе: Одолень-трава

К Черету Берко не пускали. Стража, разместившаяся у дверей сарайчика, каждый раз повторяла одно и то же: «Господин наместник не велел никого пускать. Иди отсюда». Он для виду отходил, садился, прислонившись к шершавой стене. Запевал, то и дело прислушиваясь – не плеснет ли вода. Постепенно пение захватывало, вокруг собирался народ. Женщины смотрели на певца влажными глазами, мужчины хмурились. Потом кто-нибудь из слушателей не выдерживал: «Парень, что ты завел тоску, – давай что-нибудь повеселее». Иногда Берко делал вид, что не слышит. Но чаще, не говоря ни слова, менял напев... Когда, наплясавшись, люди расходились, некоторое время сидел неподвижно. Но день за днем из сарайчика не доносилось ни звука...

Оказывается, наместник не забыл о пареньке – он уехал. Берко узнал об этом из разговоров слуг. И был только рад отсутствию хозяина. Но рано или поздно все заканчивается – на седьмой день Стригур вернулся. Кавалькада въехала на широкий двор, который сразу стал маленьким. Воины вслед за наместником спешивались, сновали меж коней слуги. Один из них дотронулся до рукава мальчишки, наблюдавшего со стороны за этой кутерьмой:

– Пойдем. Тебя велели привести.

Берко не знал, зачем его позвали, и удивился, увидев, что наместник ждет не один. Рядом с ним сидел, потягивая что-то из широкой глиняной кружки незнакомый старик. Если от взгляда хозяина всегда хотелось спрятаться, то любопытство во взгляде гостя неожиданно прибавило пареньку смелости.

– Ну и чем ты недоволен, Стригур? – словно продолжая прерванный разговор, обернулся к соседу старик.

– На что мне его бесполезное умение? Мне деньги нужны. Помоги выбрать подходящего человека. Ты обещал научить.

– Толку учить, если ты не слушаешь? – заметил гость.

Берко чуть не открыл рот от изумления: старик явно потешался над недовольством наместника. И тот стерпел. Только щеки побагровели.

– Ладно, – глаза старика опять прощупывали мальчишку, но обращался он по-прежнему к хозяину дома:

– Ответь: сделаешь так, как я подскажу, если этот отрок сумеет тебя разжалобить?

Стригур буркнул что-то неразборчиво. И старик кивнул:

– Договорились. Начинай, мальчик.

– Что... начинать? – от волнения у Берко сел голос, но участие незнакомца придало смелости.

– Пой. Пой так, чтобы господина наместника проняло.

Берко замер, потупившись. Потом вздохнул, прочищая горло... Поначалу он сбивался, даже сквозь сомкнутые веки ощущая презрительный взгляд хозяина. Но постепенно забыл о слушателях: тоска, поселившаяся внутри, требовала выхода. И паренек выпускал ее – туда, где плещет река и ветер шумит стеблями черета. Чтобы растворилась, ушла с водой и ветром. А тоска свивалась, затягивала словно водоворот, не хотела отпускать на свободу...

– Прекрати! – Стригур тряс его за плечо. – Довольно, ступай.

И уже старику:

– Пойдем, покажу тебе водовика.

– А мне... можно с вами? – опять забывшись, спросил паренек. Наместник обжег его гневным взглядом. Повинуясь жесту хозяина, слуга вытолкал Берко из покоев. Но тот не стал дожидаться, когда его приставят к работе: спрятался в тени знакомого сарая, прижался ухом к одной из щелей.

Вот скрипнула дверь, и старческий голос произнес:

– Доброго здоровья тебе, водовик. Пусть не обмелеет твоя река.

Молчание. Долгое. Затягивающее в глубину, словно омут. Первым как обычно не выдержал Стригур:

– Что молчишь, нежить? Забыл, как отвечают на вежливое приветствие? Пожелай нам долгих лет...

И чуть слышный шепот Черета:

– Я не обещаю того, что не исполнится. А твоя жизнь короче летнего тепла, человек.

– Ах, ты! – звук пощечины. – Тебя-то я точно переживу.

– Стригур! – гневный оклик старика. И после короткой паузы уже размеренно и спокойно:

– Мальчик мой, ты хитростью заманил на службу водовика – это невиданная удача. Но когда ты увез его с собой, то совершил непростительную ошибку – рассердил и обидел реку. Водовик знает об этом. И я это вижу настолько же ясно, как ты видишь белый свет. Надеюсь, ты не откажешься выслушать, чем опасен гнев реки?

– Расскажи, – наместник, похоже, немного встревожился.

– Теперь до конца своей жизни ты не сможешь напиться ее воды. Если не захочешь умереть. Потому что она будет для тебя ядовита... Но, может статься, обида реки просочится глубже. И тебе нельзя будет пить ни родниковую, ни колодезную воду. Только дождевую. Много ли ты тогда проживешь?

Пауза. И снова голос хозяина:

– Ладно, разгневанная река сейчас меня не очень волнует. Мы пришли сюда не за этим. Ты посмотрел на водовика? Теперь укажешь мне человека? Такого, как Тредыр: чтобы после одолень-травы умел находить серебро. Ошибок больше быть не должно.