Айше Лилуай: Я заберу твои слёзы

- Ты сам слышишь, что говоришь? Разве должно мужчине так унижать себя? Разве ты забыл, что ты – Сорбо?

Роальд промолчал и еще ниже опустил голову. Да, он унижал самого себя и понимал это, и ему было противно осознавать себя таким… жалким. Но он ничего не мог с собой поделать, ведь если бы он теперь отпустил отца… если бы он позволил ему уйти – он бы умер.

Жизнь итак потеряла для него всякий смысл. Зачем жить? Он не понимал.

Он убил Отто. Своими страданиями, своими пустыми глазами он его убил. Он убивает Ребекку… Он губит всех, кого любит. И это началось еще двадцать семь лет назад, когда он погубил свою мать.

Всю свою жизнь, на которую у него изначально не было прав, Роальд посвятил тому, чтобы расквитаться с Томасом за смерть отца, чтобы доказать вину презренного старика всем, кто принимал его за святого. Двадцать долгих лет последние слова Холдора сталью звенели в голове мальчика, а затем юноши: «Отомсти за отца и деда».

Отомсти…

И Роальд мстил. Мстил так, как только мог, учитывая моральные принципы, делая поправку на то, что не был до конца уверен… Но все, что он делал, он делал со словом «отец» на губах, все ЭТО было ради НЕГО!

Роальд боролся ради него. Ему пришлось многое в себе поломать, чтобы дойти до конца, но он все-таки дошел. И вырвал победу из лап судьбы, несмотря на все ее преграды: его происхождение, фамилию, время… Вырвал, выцарапал, завоевал. Для него. И даже когда отец отвернулся от Роальда, даже когда отец плюнул на все, махнул рукой, бросил его, предал, он не отступил, не сошел с пути, а пошел дальше. И победил, и, как обещал, сложил эту победу к ЕГО ногам вместе со всеми своими жертвами. Всю свою жизнь он отдал отцу…

Но ОН не взял.

Все было напрасно.

Роальд добывал победу потом и кровью. Настоящей кровью… Его победа стала отчаянным, яростным криком израненной души – души истерзанной, разорванной на части… Ему пришлось заплатить такую огромную цену…

Но когда отец увидел все то, что его сын завоевал ради него, у своих ног, что он сделал? Он лишь презрительно обронил:

- Мне не нужно это, глупый мальчишка.

Но чего же тогда он хотел? Зачем приходил даже тогда, когда Роальд не звал его?

- Роальд! – голос Холдора вернул молодого человека к действительности. – Если ты действительно хочешь сделать мне подарок, сын, отдай мне не жизнь свою, а душу.

- Зачем ты просишь об этом? Моя душа итак давно уже твоя.

- О, нет! – голос отца превратился вдруг в почти змеиное шипение. – Нет… Я имел в виду, отдай в буквальном смысле. Следуй за мной. Когда ты дойдешь до нужного места, ты поймешь. Место то называется Омганг, и это туда отправилась твоя любимая. Там ты отдашь мне душу. И только тогда я скажу тебе: наконец-то ты осчастливил своего отца-мертвеца, сынок! Идем же за мной… Прямо сейчас.

Тяжело дыша, Роальд встал и отошел от края обрыва.

- Идем! – настойчивее повторил Холдор, и ветер унес его голос на восток…

На восток. В Омганг.

Роальд сделал глубокий вдох и шагнул вслед за ветром.

- Я иду, отец, - обреченно и безнадежно прошептал он и вытянул вперед руку, будто пытаясь схватиться за мелькающий впереди незримый хвост ветра – быстрейшего из скакунов. Чтобы не сбиться с тернистого пути…

Но внезапно будто светлый луч солнца пробился сквозь тучи его потемневшего сознания и озарил затуманенный разум дивным и теплым светом. Перед глазами Роальда вдруг ясно встал образ Келды, и ее лицо было встревоженным и бледным.

- Нет, Роальд, - прошептала она, качая головой. – Нет… Не надо…

Он остановился.

- Роальд! – крикнул отец. – Ты идешь? Ты слышишь меня? Роальд!

Тонкая струйка холодного пота сбежала по виску Роальда, сердце билось как бешенное, а в ушах шумело. Отдернув протянутую руку, он резко развернулся и, стремительно сорвавшись с места, бегом бросился к деревне.

- Келда, ты разговаривала во сне этой ночью.

- Разговаривала во сне?

- Да.

- И о чем это я, интересно знать, говорила? О многом?

- Вовсе нет. Ты сказала всего несколько слов: нет, Роальд, нет. Не надо.

- Ах, вот оно что…

- Да… Что с тобой, Келда? Ты плачешь?

- Нет

В доме, который так и не удалось достроить до конца, было холодно и сыро. Тонкое, еле различимое покрывало звенящей тишины парило над окутанным полумраком коридором. Когда Роальд вошел и сделал несколько осторожных шагов вглубь комнаты, под ним заскрипели половые доски, и он замер.

- Кай, это ты? – раздался слабый голос Ребекки из-за дальней двери.