Никколо Амманити: Я заберу тебя с собой

Вот и всё.

Каникулы. Каникулы. Каникулы.

Три месяца. Почти вечность.

На пляж. Купаться. Кататься на велосипеде с Глорией. И стоя по колено в теплой солоноватой воде, текущей среди камышей, ловить мальков, головастиков, тритонов и личинки насекомых.

Пьетро Морони прислонил велосипед к стене и огляделся.

Ему исполнилось двенадцать, но выглядел он младше.

Худой, загорелый, на лбу шишка от комариного укуса. Черные волосы, коротко и неровно подстриженные матерью. Курносый нос и большие, орехового цвета глаза. Он был одет в белую футболку игрока итальянской сборной, потрепанные джинсы и резиновые сандалии, от каких между пальцами остаются черные следы.

«Где Глория?» — подумал он.

Он прошел между занятыми столиками бара «Сегафредо».

Все его товарищи сидели там.

Все ждали, ели мороженое, искали местечко в тени.

Стояла страшная жара.

Уже неделю ветра не было совсем, как будто он куда-то улетел и унес с собой все облака, оставив огромное раскаленное солнце, от которого мозг закипал в голове.

В одиннадцать утра на термометре было уже тридцать семь градусов.

Цикады стрекотали как ненормальные в пиниях за волейбольным полем. Совсем неподалеку, видимо, сдохло какое-то животное, потому что откуда-то доносился порой сладковатый запах падали.

Ворота школы были заперты.

Результаты еще не вывесили.

Легкий страх тихонько шевелился в животе, толкался в диафрагму и мешал дышать.

Он вошел в бар.

И хотя жара стояла убийственная, толпа ребят собралась вокруг одной видеоигры.

Он вышел.

Вот она!

Глория сидела на невысокой ограде по ту сторону дороги. Он подошел. Она похлопала его по плечу и спросила:

— Боишься?

— Немного.

— Я тоже.

— Прекрати, — возразил Пьетро. — Тебя перевели. Ты же знаешь.

— Что потом делаешь?

— Не знаю. А ты?

— Тоже не знаю. Придумаем что-нибудь?

— О'кей.

Они сидели на ограде молча, и Пьетро думал, что его подружка сегодня особенно красива в махровой голубой маечке, но в то же время чувствовал, как у него все сильнее сосет под ложечкой.

В общем-то он понимал, что бояться нечего, ведь, в конце концов, все улажено.

Но его живот думал иначе.

Пьетро хотелось в туалет.

Перед баром поднялась суета.

Все оживились, кинулись через дорогу и столпились у запертых ворот.

Итало, школьный сторож, появился во дворе с ключами в руках и крикнул:

— Тихо! Тихо!..

— Пошли, — решительно произнесла Глория и направилась к воротам.

Пьетро почувствовал, что у него похолодело под мышками. Так, что не пошевелиться.

Все тем временем пихались, входя в школу.

«Тебя оставили на второй год!» — прошептал голосок внутри.

«Что?»

«Тебя оставили!»

Так и есть. Это не предчувствие. И не подозрение. Так и есть.

«Почему?»

«Потому».

Есть вещи, которые ты просто знаешь, и незачем спрашивать откуда.

И как он только мог поверить, что его переведут?

«Иди смотри, чего ждешь? Иди. Беги».

Наконец он вышел из ступора и присоединился к товарищам. Сердце выстукивало в груди бешеный марш.

Он стал пихаться локтями:

— Пропустите… Мне надо пройти, пожалуйста.

— Спокойно! Спятил, что ли?

— Не дергайся, придурок. Куда ты лезешь?

Он получил пару тычков. Хотел перелезть через ворота, но оказался слишком мал ростом, и большие стащили его оттуда. Тогда он встал на четвереньки и попытался проползти под оградой.

— Спокойно! Спокойно! Не толкайте… Тихо, дья…

Итало, стоявший рядом с воротами, при виде Пьетро потерял дар речи.

«Тебя оставили на второй год», — прочел он в глазах сторожа.