Никколо Амманити - Я заберу тебя с собой

Да, в то чертово лето Грациано стал глух и слеп, он не желал видеть и слышать, что Эрика не создана для него. Он не хотел понять, что его навязчивая идея нехороша, она влечет за собой боль и несчастье.

Эрике Треттель был двадцать один год, и она была умопомрачительно красива.

Она приехала из Кастелло Тезино, местечка неподалеку от Тренто. Победила в конкурсе красоты, который спонсировала колбасная фабрика, и сбежала из дома с одним из членов жюри. На автосалоне в Болонье была девушкой «Опель». Сфотографировалась пару раз для каталога одежды фирмы в Кастелламаре-ди-Стабиа. И прошла курс обучения танцу живота.

Танцуя на подиуме дискотеки «Хэнговер», она сосредоточивалась, и ей удавалось показать лучшее, на что она была способна, слиться с музыкой, потому что в голове ее вспыхивали, как огоньки на рождественской елке, позитивные образы: вот она в вечернем платье в программе «Воскресенье с…», а вот фотография в журнале «Новелла 2000», на которой она выходит из ресторана с кем-нибудь типа Мэтта Вейланда, и телевикторина, и телереклама кухонного комбайна «Мулинекс».

Телевидение!

Вот где она видела свое будущее.

Желания Эрики Треттель были просты и конкретны.

И когда она познакомилась с Грациано Бильей, она попыталась объяснить это ему.

Она объяснила ему, что среди ее желаний не было ни желания выйти замуж за старого придурка, зацикленного на «Джипси Кингс» и выглядящего как Сэнди Мартон после ралли Париж-Дакар, ни тем более желания порушить себе жизнь, производя на свет орущих младенцев, и совсем уж не было желания открывать джинсовый магазин в Искьяно Скало.

Но Грациано не желал это понимать и втолковывал ей, как учитель тупому ученику, что телевидение — самая страшная мафия. Он-то знал. Он пару раз выступал в «Планет-Баре». Он говорил ей, что успех на телевидении эфемерен.

— Эрика, ты должна повзрослеть, понять, что люди созданы не для того, чтобы выставлять себя напоказ, а для того, чтобы найти место, где можно жить в гармонии с небом и миром.

И местом этим он считал городок Искьяно Скало.

Знал он и средство, чтобы вылечить ее от желания сниматься в шоу «Воскресенье с…», — поездка на Ямайку.

Он утверждал, что каникулы на Карибах пойдут ей на пользу, что там люди веселятся и расслабляются, там не считаются со всякими дерьмовыми общественными условностями, там ценят лишь дружбу и валяются на пляже в свое удовольствие.

Уж он-то объяснит ей, что нужно знать о жизни.

Может, подобной фигней и прониклась бы какая-нибудь фанатка Боба Марли и сторонница легализации легких наркотиков, но только не Эрика Треттель.

Общего у них было столько же, сколько у пары лыжных ботинок с греческим островом.

Но почему Эрика дала ему надежду?

Отрывок одного разговора Эрики Треттель и Мариапии Манкузо, тоже танцовщицы из «Хэнговера», произошедшего во время подготовки к выходу на сцену, поможет нам это понять.

— А правду говорят, будто ты теперь девушка Грациано? — спросила Мариапия, выщипывая пинцетом волосок над правым соском.

— Кто тебе сказал? — Эрика разогревала мышцы в центре раздевалки.

— Да все говорят.

— А… И что говорят?

Мариапия рассмотрела в зеркало правую бровь и подправила ее пинцетом.

— Это правда?

— Что?

— Что он твой парень.

— Ну… не то чтобы… В общем, мы встречаемся.

— В каком смысле?

Эрика фыркнула.

— Что ты пристала? Грациано меня любит. По-настоящему. Не так, как этот придурок Тони.

Тони Доусон, английский ди-джей из «Антракса», недолго крутил с Эрикой, а потом бросил ее ради вокалистки «Funeral Strike», дэт-метал группы из Марке.

— А ты любишь его?

— Люблю, конечно. Такой не подставит. Правильный парень.

— Это верно, — согласилась Мариапия.

— Он же мне щенка подарил! Такой миленький. Фило бразильеро.

— Это что такое?

— Очень редкая порода. Специально вывели. В Бразилии с ними ловили рабов, которые сбегали с плантаций. Но он сам с ним возится, мне щенок не нужен. Я его назвала Антуан.

— Как парикмахера?

— Ага.

— А еще говорят, будто вы собираетесь пожениться и поехать жить к его матери и там открыть магазин одежды.

— Ты что, дура? Короче, мы тут вечером сидели на пляже, и он опять завел эту шарманку про свой дом, про магазин джинсовый с норвежскими свитерами, про галантерею матери, что он хочет детей и жениться на мне, любит меня. Я ему сказала, что это, конечно, неплохая идея…

— Неплохая?

— Погоди. Это я просто так. Мне тогда показалось, что идея неплохая. Но он это вбил себе в голову. Я ему скажу, чтобы он прекратил это всем рассказывать. А то будет плохо. Он меня может и достать.