Стивен Эриксон - Дом Цепей

Сильные руки охватили его, подняв без усилий.

Нелепо для мужчины такого возраста, но он ощутил покой. В руках отца.

— Ну, — сказал Озрик, — как нам убраться отсюда, во имя Худа?

Мгновение миновало.

Она споткнулась, едва удержавшись на ногах. Она моргала — за железной решеткой скопился горячий, спертый воздух. Доспехи вдруг стали неизмеримо тяжкими. Прилив паники… солнце изжарит ее в металлических тарелках…

Ша'ик замерла. Пытаясь вернуть самообладание.

«Я сама. Боги подлые… она ушла».

Она одна стояла в низине. Одинокая фигура спускалась с противоположного склона. Высокая, не спешит, походка до смешного знакома.

Гребень за спиной Таворы, все вершины изъеденных временем коралловых островков усыпаны солдатами.

Армия Откровения следит тоже, подозревала Ша'ик, но не оборачивалась.

«Она ушла. Меня… бросили.

Прежде я была Ша'ик. Теперь я снова Фелисин. А вон идет ко мне предательница. Сестра».

Она помнила, как смотрела на Тавору и Ганоэса, сражавшихся деревянными мечами. Они начинали с такой устрашающей ловкостью, орудовали клинками, словно те были невесомы. Не изменись мир — будь он прочным, как думают дети — настал бы и ее черед. Треск деревяшек, Ганоэс смеется и заботливо ее наставляет… была радость и утешение в брате, в том, как он умел обучение превратить в радость игры. Но такого шанса у нее уже не будет.

Никакого шанса, строго говоря, на возвращение хоть чего-нибудь памятного, теплого, несущего уверенность и доверие.

Нет, Тавора рассекла семью. Для Фелисин — ужасы рабства и рудников.

Однако кровь есть цепь, никогда не рвущаяся.

Тавора была в двух десятках шагов. Вытаскивала отатараловый меч.

«Пусть мы оставляем родной дом, но он нас никогда не оставит».

Ша'ик ощущала тяжесть своего оружия, запястье болело и готово было вывернуться. Она даже не заметила, как обнажила меч.

За сеткой, за щелями забрала Тавора подходила все ближе, не замедляя и не ускоряя шагов.

«Ни спешки, ни промедления. Как такое может быть? Мы не меняемся за годы. Цепь никогда не натягивалась. Никогда не провисала. Ее длина предписана. Но вес, о, вес ее всегда разный».

Она была изящной, легкой на ногу, нервирующее экономной. Она была, в этот миг, совершенной.

«Но для меня… кровь тяжела. Так тяжела».

И Фелисин начала бороться с этим внезапным, ошеломляющим весом. Попыталась поднять руки — не думая, как воспримется такой жест.

«Тавора, все хорошо…»

Громоподобный удар. Отдача сотрясла правую руку — и раздражающий вес меча вдруг пропал.

Затем что-то ткнуло ее в грудь, ошеломительный цветок холодного огня пронизал плоть, кость — и она ощутила рывок сзади, словно кто-то схватился за кольчугу и потянул — но это же острие, поняла она. Острие меча Таворы вышло, упершись в пластину доспехов на спине.

Фелисин опустила глаза, созерцая пронзивший ее меч цвета ржавчины.

Ноги подломились, и меч подался вниз под тяжестью тела.

Но она не соскользнула с длинного, покрытого пятнами куска железа.

Тело держалось, меч слишком медленно отпускал падающую на спину Фелисин.

Сквозь решетку шлема она смотрела на сестру, на фигуру за сетью черной изогнутой железной проволоки, и сеть холодно закрывала ей глаза, лаская ресницы.

Фигура подошла ближе. Чтобы твердо упереться в грудь сапогом — вес этот показался вечным — и выдернуть меч.

«Кровь.

Конечно. Вот как разрывают нерушимые цепи.

Умирая.

Я только хотела понять, Тавора, почему ты так сделала. Почему не любила меня, когда я любила тебя. Я… я думаю, это я и хотела понять».

Сапог поднялся. Но она все еще ощущала его тяжесть.

«Ох, мама, поглядела бы ты на нас…»

Рука Карсы Орлонга протянулась и схватила Леомена, не дав упасть. Подтянула ближе. — Слушай, друг. Она мертва. Бери свои племена и уходи.

Леомен поднял руку, проводя по глазам. И выпрямился. — Мертва, да. Прости, Тоблакай. Не так было надо. Она… — лицо его исказилось, — она не знала как сражаться…

— Верно, не знала. И теперь она мертва, и с ней богиня Вихря. Кончено, друг. Мы проиграли.

— Хуже чем ты думаешь, — застонал, вырываясь, Леомен.

В низине Адъюнкт смотрела на труп Ша'ик. Обе армии на гребнях — молчали. Карса нахмурился. — Малазане не веселятся.

— Нет, — рявкнул Леомен, оглядываясь на поджидавшего с лошадями Корабба. — Похоже, они ненавидят свою сучку. Мы едем в И'Гатан, Тоблакай…

— Но не я, — буркнул Карса.

Друг его замолчал и кивнул, не оборачиваясь. Влез на коня. Взял из руки Корабба поводья и только сейчас глянул на Тоблакая. — Будь счастлив, друг.