Стивен Эриксон - Повести о Бочелене и Корбале Броче. Часть вторая

- Узрите! - Широко раскинув руки, встав против ветра, лорд Клыгрызуб Когт по прозвищу Терзатель помедлил и оглянулся на писца Грошвода. - Видишь, как сей смелый насест побуждает к декламации, писец? - Узкое, ястребиное лицо помрачнело. - Почему не пишешь?

Писец Грошвод утер каплю с носа, чуть поразмял пальцы - и принялся выцарапывать на восковой табличке единственное слово. Здесь, на вершине высокой башни, было так морозно, что воск таблички крошился и отпадал под полированным костяным стило. Он едва смог разобрать написанное слово; кусающий глаза ледяной холод вовсе не помогал делу. Щуря глаза на яростном ветру, он согнулся, покрепче натягивая меховой плащ, но это не помогало избавиться от дрожи.

Он проклинал собственное безумие, приведшее его в Забытые Уделы западного Элингарта. Проклинал сумасшедшего заклинателя, на которого работал. Проклинал гнилую крепость и ее шаткую башню. Проклинал городок внизу: Спендругль Блеклоуст оказался дырой, его население судорожно ежилось под тиранией нового господина. Проклинал мерзкую погоду этого торчащего выступа, почти всегда терзаемого с трех сторон буйным океаном - впрочем, иногда ветер разворачивается, чтобы, завывая, нестись с севера, пересекая безлесную пустошь со стороны другого измученного бурей океана. Проклинал свою мать и день, когда ему было семь лет и он заглянул в спальню сестренки и увидел кое-что... ох, к чему это? У человека есть множество способов попасть под проклятие, и он с ужасающей близостью познал почти все.

Грезы о богатстве и привилегиях претерпели судьбу хромого зайца на Волчьих Равнинах, порванного на кусочки и сжеванного; ветер давно унес жалкие остатки - клочья кровавого меха, пряди шерсти с белого горлышка и тщательно перемолотые косточки. Все унеслось, чтобы лечь среди выжженного пейзажа грядущего.

Покусывая кончик стило, Грошвод обдумывал, не оставить ли эти образы в тайном дневнике. "Хромой заяц на Волчьих Равнинах. Да, это как раз я... или заяц - мои мечты? Ладно, как будто есть разница". Не сейчас, когда он сутулится на верхушке башни, жалкий раб причуд хозяина. Видит Худ, это причуды безумные, оловянноглазые...

- Ты уже записал, писец? Боги подлые, знай я твою медлительность, не нанял бы! Говори, что я сказал? Я уже забыл. Прочитай, чтоб тебя!

- Хо-хозяин, вы-вы сказали... э... "Узрите!"

- Именно так? Ничего более?

- Что-то-то насчет сме-мелого насе-сеста, мило-орд.

Лорд Клыгрызуб махнул длиннопалой костистой рукой: - Пусть так. Я тебе говорил, что отвлекаюсь. Отвлекаюсь. О чем это я?

- Узрите!

Лорд снова дерзко встал напротив ревущих морей, принимая позу зловеще нависшей над городом статуи. - Узрите! О, и отметь широко раскинутые руки, и как я стою лицом к лицу с диким, шлюхами выпоротым морем. О, и тот гнусный город внизу, как он содрогается, будто подлый раб. Отметь и серые небеса, и этот буйный оттенок... серого. Что еще? Наполни сцену, дурак!

Грошвод начал исступленно царапать табличку.

Следя за ним, лорд Клыгрызуб размашисто крутил рукой, тыкая вперед пальцем. - Еще! Детали! Мы впали в корчи творчества!

- Умо-моляю, мило-орд, я ли-лишь писе-сец, не по-поэт!

- Любой умеющий писать имеет все предпосылки артистического гения! Ну, где это я? О, да. Узрите! - Он замолчал и после долгого напряженного мгновения опустил руку. - Что же, - сказал он, - на сегодня сойдет. Иди вниз, писец, разведи огонь и приготовь пыточные инструменты. Чувствую потребность навестить моего возлюбленного брата.

Грошвод поковылял к люку.

- В следующий раз, когда я скажу "Узрите!", - бросил Клыгрызуб в спину, - не прерывай!

- Не бу-бу-ду, мило-орд! Обеща-щаю!

- Это снова был он! - прошипела Фемала сквозь лязгающие зубы. - Ты же тоже его видел, а? Скажи что видел! Не только я! На той башне, руки в стороны, как... как... как у безумного колдуна!

Шпилгит Пурбл, вышедший в отставку фактор Забытых Уделов, оказавшийся запертым в Спендругле Блеклоусте по меньшей мере до исхода зимы, взирал на молодую женщину, а та пыталась закрыть дверь конторы, более походящий на каморку. Снег успел растаять и снова замерзнуть на пороге. Пора бы ему снова обнажить меч, в последний раз, чтобы официально завершить сезон и убраться назад, в "Королевскую Пяту". Да уж, последний день службы ради толпы предателей, правящих далекой столицей и - на словах - всем Элингартом, обещает быть холодным.