Стивен Эриксон - Дом Цепей

Всадник снова засмеялся. Поднял забрызганную кровью руку в перчатке и поднял забрало — показав лицо темнокожей женщины. Глаза, ошеломительно синие, среди ранних морщин жителей пустыни.

— Есть еще! — крикнул Гамет, но даже в собственных ушах звук показался исходящим издалека. — Еще враги! Мы должны скакать!

Зубы смеющейся женщины сверкнули белым. — Не с племенами, друг мой! Они сородичи. Битве конец — утром другие будут проливать кровь. Мы едем к своим берегам, солдат… а ты с нами?

Он видел в ее глазах отнюдь не профессиональный интерес.

— С вами.

— Оставишь друзей, Гамет уль» Паран?

— Ради вас — да.

Улыбка и раздавшийся смех похитили душу старика.

Последний взгляд на насыпи не уловил движения. Виканы уехали на восток, лишь одинокая ворона кружила над головами. Малазане на западе отошли. Исчезли бабочки. В окопах Собакодавов в предрассветный час остались лишь мертвецы.

«Месть. Она будет рада. Она поймет и будет рада.

Как и я.

До свидания, Адъюнкт Тавора».

Корик не спеша присел рядом, глядя на северо-восток и словно пытаясь открыть, что же приковало внимание Скрипача. — Что это? — спросил он вскоре. — На что смотрите, сержант?

Тот вытер глаза. — Ни на что… на то, что смысла не имеет.

— Утром в бой не идем, верно?

Сержант поднял глаза, всмотрелся в суровое лицо молодого сетийца, желая прочитать что-то… он сам не знал, что. Через миг вздохнул, пожав плечами. — Слава битвы, Корик, живет только в голосе барда, в плетении словес сказителя. Слава принадлежит призракам и поэтам. То, что ты слышишь, о чем мечтаешь, вовсе не то, что будет в жизни. Сотри различие, парень, и тебе грозит беда.

— Вы были солдатом всю жизнь, сержант. Если не ради утоления жажды, зачем вы здесь?

— У меня нет ответа, — признался Скрипач. — Думаю… наверное, меня сюда призвали.

— Та песня, которую слышит Бутыл?

— Да-а.

— Что она значит? Песня?

— Быстрый Бен ответил бы получше, думаю. Но мое нутро шепчет одно и то же. Сжигатели Мостов возвысились, парень.

Корик сделал охранительный жест и чуть отодвинулся.

— Ну, по меньшей мере, мертвые среди них. А мы, остальные, только… притворяемся. В вашем смертном мире.

— Значит, ждете, что скоро помрете?

Скрипач хмыкнул: — Так надолго не загадываю.

— Хорошо, потому что нам наш сержант по нраву.

Сетиец ушел. Скрипач снова вперился в далекий оазис. «Надеюсь, парень, ты поймешь». Он щурил глаза, но темнота мешала видеть. «Там что-то творится. По ощущениям… словно сражаются друзья. Почти слышу звуки этой битвы. Почти».

Внезапно двойной вой разорвал ночь.

Скрипач уже вскочил. — Дыханье Худа!

Улыба взвизгнула: — Боги, да что это?!

«Нет. Не может быть. Но…»

И тогда тьма над оазисом начала меняться.

Шеренга конных воинов скакала впереди, поднимая пыль; лошади стучали копытами и мотали головами, охваченные тревогой и страхом.

Леомен, что был рядом, поднял руку, остановив отряд, и подозвал Корабба. Они поехали к встречающим.

Матток приветственно кивнул: — Нам не хватало тебя, Леомен…

— Мой шаман впал в беспамятство, — прервал его Леомен. — Предпочел забытье ужасу. Что такое в оазисе, Матток?

Вождь сотворил суеверный жест. — Рараку проснулась. Восстали духи, воспоминания самой Пустыни.

— А кто их враг?

Матток покачал головой: — Измена за изменой, Леомен. Я вывел своих воинов из оазиса и встал между Ша'ик и малазанами. Хаос захватил все остальное…

— Значит, ответов у тебя нет.

— Боюсь, битва уже проиграна…

— Ша'ик?

— Книга со мной. Я дал клятву ее сохранять.

Леомен нахмурился.

Ерзающий в седле Корабб смотрел на север и восток. Неестественная тьма охватила оазис. Казалось, она клубится, словно населенная живыми тварями, крылатыми тенями и призрачными демонами. А по земле шагали массы солдат. Корабб содрогнулся.

— В И'Гатан? — спросил Леомен.

Матток кивнул. — Со своим племенем. Оставляю тебе почти девять тысяч воинов в полное распоряжение.

Однако Леомен потряс головой: — Битва будет для Собакодавов, Матток. У меня не остается шансов. Нет времени полностью изменить тактику. Позиции определены — она ждала слишком долго. Ты не ответил, Матток. Что с Ша'ик?

— Богиня все еще держит ее. Даже ассасины Корболо Дома не могут к ней добраться.

— Напан должен был знать, что так случится, — буркнул Леомен. — И запланировал… что-то еще.

Матток качнул головой: — Мое сердце разорвалось сегодня ночью, друг.