Олег Тарутин - К несчастью, только ты...

«Имение…»-усмехнулся он, вспомнив непривычный богинин термин. Богатство, состоятельность, платежеспособность… 'И взаймы нельзя. Ни при каких обстоятельствах. Только свое годится, только самим заработанное. Глаголев откинулся на спинку сиденья, отдыхая впрок. Значит, так: морторгтрансовские боны за последний рейс, что-то около шестидесяти рублей. Черта с два — шестидесяти! Кто позавчера покупал в «Чайке» эти дурацкие голландские глиняные бомбы с коньяком, не ты ли? Идиот… Считай, пятерки нет. Ладно, пусть убудет меньше. Сколько у Веры моих денег может быть, обычных? Не больше тридцатки. И где они лежат? Сколько же все-таки стоит грамм золота, а? И не граммами его продают вовсе, а этими штуковинами: кольцами, цепочками, портсигарами… Про портсигар кто-то говорил: тысячи, мол, стоит. Вот бы… Представляешь, сколько в нем граммов, сколько хлеба… Да, не забудь еще — «Маусхен» имеется, «Мышонок», мини-приемник. Можно и его загнать. Нужно. Время в полете. Время в полете… Электробритва? Калькулятор? Кому они нужны! Все. Остальное — на мне. Часы на мне!

Глаголев обрадованно вскинул руку, крутнул браслет на кисти.

— Джапан, — скосил глаза на часы пацантаксист. — Япония? Как ходят?

— Как часы.

— «Сейко»-это фирма! — одобрил шофер с ходовым современным ударением.

— «Уникум», — поправил его Глаголев. — «Сейко» против «Уникума» солома.

«А ведь мало у них времени, у девушек моих, — думал он о богинях. — У одной вырвалось давеча…» В который уже раз он ловил себя на ощущении, на мысли, что ведь им, этим сторонним наблюдательницам из будущего, может быть, не так безопасно ждать его там, у экрана.

— Побыстрее бы, друг, а?

— Да уж куда быстрее при таком-то движении, — отозвался пацан и, лихо крутнув баранку, перед самым светофором вырулил в наружный ряд. — Часы джапан, — сказал он пережидая поперечный поток транспорта, — спецовочка не наша, туфельки тоже не «Скороход», и загар не наш… Из плавания, товарищ?

Глаголев кивнул, промолчав.

— Стало быть, все на человеке — закордонка и ничего отечественного? — с каким-то вызовом, с обидой в голосе спросил таксист, передернул рукоятку скоростей и газанул.

— Плавки отечественные на человеке, — отозвался Ванечка, впервые внимательно взглянув на таксиста. Не такой уж это был и пацан, каким показался ему в момент посадки. Просто щупловат несколько и узкоплеч.

И лицо не юношеское вовсе, взрослое лицо: узкое, длинное, с изморщиненным лбом, с приподнятой над крупными зубами верхней губой.

Льняные, на пробор, волосы, и холодный, с прищуром взгляд. И странные метаморфозы происходят с этим лицом: то веселость, простота душевная, а то глянет — прямо какой-то Смердяков из кинофильма. Хоть бы не улыбался он, что ли.

— Плавки-чушь, — с улыбкой повернулся к Ванечке таксист, — а вот часики бы мне пригодились. Не сторгуемся ли, товарищ? Шучу, шучу…

— А чего ж шутить, шеф? — сказал Глаголев, крутнув «Уникум» на браслете. — Тут и почин будет.

— А чего торопиться, хозяин? — рассудительно отозвался таксист, глядя вперед. — Позвольте представиться: Залещук Денис Робертович, — он коротко стукнул пальцами по удостоверению, распяленному на приборном щитке. — Для вас персонально — Денис.

— Иван Андреевич, — равнодушно представился Ванечка. — Вот к тем воротам, шеф. Ага. Я мигом, и — дальше. Оставить чего и-ли так поверишь?

— О чем речь, Иван Андреич! — развел шофер руками. — Слово джентльмена. Ведь нам еще дружбу водить, догадываюсь?

Ох и личико… Глаголев пулей взлетел по лестнице, отомкнул своим ключом двери Вериной квартиры, вошел, действуя обдуманно и четко. Книжечки бонов — в буфете. Есть. Две по двадцатке и еще несколько бумажек. Так.

Деньги где? Нет денег ни в шкатулке, ни в ящике стола. Ладно! Приемник? Где? Нету!

С собой, что ли, взяла? Как же так… Рубашка его на спинке стула, друза горного хрусталя с Шестого континента, рюкзак на подоконнике… Более ничего глаголевского в этой квартире не было. Все истинно глаголевское осталось там, в Купчино, у Стеллы Викторовны, у Алмира. Гады! Ох и дурак же я, идиотина!

Ну хоть бы магнитофон тогда прихватил, руки бы отсохли, что ли? Хоть бы ту сумку с барахлом, что привез! Да мало ли какого добра, его добра, его «имения» осталось в той квартире, добра, которое он натаскал Стелле из рейсов за шесть лет. Ну кто же знал… А глаза его уже отыскали телефон. Ах да — тетя на работе… Какой там у нее номер? 26–11… Забыл! А вдруг она дома? Вряд ли… Ванечка схватил трубку. Домашний-то номер хоть вспомни. Есть-домашний. Длинный гудок, еще гудок, еще… Дома нет. Еще гудок, еще, еще…