Олег Тарутин - К несчастью, только ты...

А коли такого не будет? Больше — не укупишь, меньше-опять прогар. Ох ты! — сообразил он вдруг. — Чем же мне с таксистом-то расплачиваться, с Денисом? На счетчике было шесть рублей с копейками, да езды еще оставалось рубля на два. Притом ждал ведь еще Денис… Словом — червонец.

… - ну и зудит меня все время, мол, у нас вроде как и не у людей, и в загранку я не хожу, — меж тем говорил свое Денис. — Вообще-то можно ее понять, а, Иван Андреич?

Машина мягко присела на выбоине, понеслась дальше.

— Вот вы бы мне там маечку купили, Иван Андреич, — сказал Денис, улыбаясь простодушно. — Безрукавочку такую «Белый кондор», Италия, кондор там на плече фирменный. Для хорошего человека, а? — хохотнул он. — И цена-то ей, безрукавочке, тут рубль с копейками, а спекулянты три шкуры дерут, сволочи! А насчет этого, — Денис стукнул пальцами по счетчику, — забудьте. Не понимаю я, что ли: у человека спешка, обстоятельства… Так, Иван Андреич? — и ощерился по-стяердяковски, через плечо глянув на Ванечку. — А вот она и «Чайка»! — весело проговорил он, притирая машину к обочине, близ двери в магазин. — Про часы на обратном пути потолкуем, а, Иван Андреич? А ну, брысь! — с дурашливой свирепостью приказал он цифрам на счетчике и, крутнув рукоятку, сбросил наезженную Глаголевым сумму. — Так я жду, хозяин? Внутренний голос говорит мне: надейся, Денис!

— Жди, Денис, — на миг обернулся на лестнице Глаголев, — надейся, Денис Робертович. — И скрылся за дверью магазина.

Холл. Лестница. Поворот. Ювелирный отдел.

Застекленные стенды, а в них- почти неправдоподобное, сказочное, завораживающее скопление сокровищ: колец, перстней, серег, цепей, заколок, запонок, кулонов, брошек, браслетов… В своих коробочках они жирно и жарко желтеют, плывя по черному бархату, как караваны тяжких испанских галионов, набитых золотом, и нет им простора выплыть из кильватерных колонн, нарушить строй: весь простор — сплошная жирная желтизна.

И вспыхивают каменья в тропических лучах ярчайших ламп, дробя и разбрызгивая драгоценные огни: алмазные огни, рубиновые, сапфировые, аметистовые…

«Все, что с камнями, — мимо, — сообразил Глаголев, спешно изучая драгоценную выставку, торопливо перемещаясь вдоль стендов, задевая, толкая прочих созерцателей. — В том конце-малахит, янтарь и прочая муть. Ясно. Значит, либо перстень, либо цепь: чтоб без ювелирного искусства, Правильно Денис подсказал…»

Глаголев, с внешней стороны обойдя шеренгу, нависшую над стендами, вернулся к началу обзора, втиснулся (не сдвинешь!), склонился, сосредоточиваясь перед окончательным выбором. Все изделия были действительно снабжены бирками с указанием веса, ценой за грамм и общей стоимостью. У него пятьдесят четыре рубля, пятьдесят четыре, и нужно угодить в эту цену или чуть меньшую. Есть! Перстень. Пятьдесят один восемьдесят пять. Слава богу. Перстень: девять и три десятых грамма, почти три тех моих кольца, буханок на пять, на шесть.

— Девушка, выпишите чек! — Глаголев застучал пальцами по стеклу, не глядя на продавщицу.

— И примерить не желаете? — с иронией спросила невидимая продавщица. — Что ж, дело хозяйское… — Рука ее проникла под стекло, нависла над перстнем. И тут в глаза Глаголеву метнулось: пятьдесят три сорок, вес десять граммов, десять граммов ровно! Две цепочки с колечками!

— Стоп, стоп! — закричал Ванечка продавщицыной руке, уже было взявшей перстень. — Дайте мне вон те цепочки, там внизу, слева! Еще ниже, направлял он толстые, холеные, остроконечные пальцы продавщицы, пальцы в кольцах, при этом с завистью думал и о них, этих кольцах на пальцах. — Вон те толстенькие, — кричал он, — ага, ага. Эти!

— Это же серьги, молодой человек, — предостерег Глаголева участливый женский голос у плеча. — И совершенно кошмарное изделие!

Сзади фыркнули, хихикнули.

— Покупателю, как видно, безразлично, что брать, — снисходительно, с оттенком презрения произнесла продавщица, извлекшая из витрины коробочки с этими самыми цепочечными серьга-ми. — Так выписывать чек, гражданин? — В окольцованных ее пальцах поигрывал изящный металлический карандашик.

Ванечка глянул ей в лицо. Мать честная!

Вылитая Стелла Викторовна, только в гриме.

И в золоте. И в ушах золото, и на шее, и на пальцах. Граммов пятьдесят на заразе, не меньше.

— Сделайте одолжение, мадам, — сказал он, испытывая отвращение от этого сходства, от этого ее недоступного, бесполезного жирного золота. Снизойдите к моей просьбе, мадам. Мне еще в кассу бечь.