Олег Тарутин - К несчастью, только ты...

— Всегда и на всех поплавках происходит подобное. И это замечательно! Потому что только с этим лишь, занесенным, объемом пространства-времени может иметь контакт прошложитель с глубины поплавка. Только лишь темпоральный барьер отделяет вас, Иван! Вот почему мы можем передать им твой хлеб! Помолчи еще немногочисленное время, клант! — пресекла она глаголевскую попытку прервать эти непонятные ему, а главное-ненужные объяснения. Объяснения в ущерб действию. — Теперь главное. Не пытайся просить золота у своих сограждан, у своих друзей, у своих кровников даже. Результат будет нулевым. Нет, нет! — протянула она руку, перехватив возмущенный, негодующий Ванечкин взгляд. — Совсем не то, что ты думаешь! Я не очень так, наверное, сказала. Мы верим, верим в их бескорыстие, тем более что дело касается недавней вашей беды. Но ни их золото, ни их деньги, ни их хлеб помочь ничем не могут. К несчастью, только ты, только ты, один ты, единственный ты, можешь оплатить золото контейнерной пересылки. Только ты, и на свое имение. И никто другой из здешних прошложителей!

— Стало быть, никто, кроме меня, не может внести золота для этой штуки? — Глаголев кивнул на вспучившееся ведро, облизал губы.

Он сразу понял суть этого «главного», о чем предупреждали его богини из будущего. Он переспрашивал потому, что испугался мизерности своих возможностей. — Да где же я его возьму, сколько же я его достать-то смогу? Это же слезы, девочки!

Богини смотрели на него сочувственно.

— Да хоть взаймы-то могу я попросить?

— Нет, Иван.

— Ну не один ли черт вашему ведру, какое золото глотать? Убей, не пойму!

— Если бы то кольцо было не твоим, если бы оно было куплено не на твое имение, — пояснила Конта, — прибор просто не отреагировал бы на металл, понимаешь?

— Что же я могу? — растерянно проговорил Ванечка. — Если даже взаймы нельзя… С моим-то «имением», как вы говорите. Особенно теперь…

Ему вдруг вспомнилось напрочь было забытое: измена жены, брошенная квартира, а ведь в квартире-то и было все ему принадлежащее.

Хоть сберкнижка, например. Ведь осталось же что-то на книжке от его полевых переводов?

Имение… Но как же он туда пойдет?

— Особенно теперь, — растерянно повторил Глаголев, блуждая взглядом по их лицам. — Ошиблись вы со мной, девочки…

— Боже, почему так жесток и неумолим Закон Помощи! — с отчаянием проговорила вдруг Конта. — Почему только пересекший Вектор Хейса может быть Дарящим?

— Спроси еще, почему на каждом поплавке щедросердость не соседствует с богатством, с насмешливым укором глянула на нее подруга. — А с тобой мы не ошиблись, Иван, хотя и предпочитали вначале, чтобы лучевке подверглась группа. Луч пересек ты («Это — тепло по ногам, тогда, у забора…» подумал Глаголев), и мы рады, что это был ты, клант. Ты сделаешь все, что сможешь, что успеешь, сделаешь все, что будешь в силах сделать. Тебе будет трудно, мы знаем…

— Не обо мне речь, — отмахнулся Глаголев. — Суметь бы только, сообразить бы… Конечно, наберу я, наскребу… Из своих, из своих, — закивал он успокаивающе. — Часы вот японские, — тряхнул он кистью. — Боны же есть! — заорал он, вспомнив корабельную спецвалюту. — Сколько стоит грамм золота, а? Хотя откуда вам… Ладно: узнаю, достану! Сколько времени у нас?

— Очень мало, Иван, — как-то жалобно начала было Конта, но Смоляна тут же перебила подругу:

— Мы будем ждать тебя. Действуй без суеты, но помни — время в полете.

Ванечка глянул на экранную стену.

— Мы обнажим темпоральный барьер и будем следить, — перехватив его взгляд, сказала Смоляна. — Подойдет ли кто-нибудь к барьеру, знать мы не можем, но помни: только твое золото может опустить в их руки твой хлеб,

Глаголев метнулся к выходу.

— Мы ждем тебя, мое дыхание! — звонко крикнула вслед Конта.

Ванечка Глаголев хлопнул дверцей такси у высокого крыльца специализированного магазина с крылатым морским названием.

— Так я жду, хозяин! — проворно, высунувшись в окошко, крикнул вслед ему таксист. — Внутренний голос говорит мне: надейся, Денис!

— Жди, Денис, — ответил Глаголев, — надейся, Денис Робертович.

…С этим Денисом Робертовичем мотались они по городу минут уже сорок. Такси подвернулось Глаголеву, не успел он выбежать из того самого переулка. Подвернулось, как с неба свалилось, секунды ждать не пришлось.

Таксист кивнул головой и погнал машину, едва Глаголев назвал Верин адрес. Начинать надо было именно этим заездом: все немногое, чем мог располагать теперь Ванечка, находилось в ее квартире.