Брайан Олдисс - Галактики как песчинки

На второй день заключения, ближе к вечеру, когда Джеффи находился на своем обычном посту, поднялся ветер, он обдал жаром тюрьму, его порывы становились все сильнее. Плотные облака разорвались, и впервые за эти дни проступила голубизна неба. Старший надзиратель, темнолицый, с роскошными усами, вышел во дворик, втянул на пробу воздух, одобрительно кивнул и направился к каменной скамейке под баобабом. Тщательно смахнув с нее пыль носовым платком, развалился и задремал.

На стене, над головой охранника что-то зашевелилось. Тварь, напоминающая питона распустила свои кольца и начала спускаться вниз, со стороны это было похоже на то, что через стену вдруг перекинулась пятнистая лента, но из-за плотной стены листвы баобаба трудно было рассмотреть, что именно там происходит. Джеффи казалось, словно по стене ползет резиновый занавес, расписанный драгоценностями и морскими звездами. И тут тварь оказалась возле охранника.

Чем бы ни было это животное, оно раздуло капюшон, точно змея, готовившаяся к нападению и накрыла им лицо ничего не подозревавшего надзирателя. Одновременно тело животного обтекло человека, лишая последнего возможности сопротивляться и укутывая его наподобие плаща. Джеффи отчаянно завопил в своей камере, но никто не отозвался, большая часть охранников отправилась на пляж со своими подружками.

Когда чудовище соскользнуло со старшего надзирателя, на скамейке осталось лишь смятое и сплющенное тело. Жаркий ветер шевелил усами. Тварь вытянула пальцы и умело отстегнула от пояса кольцо с ключами. Этот отделившийся от тела орган, в то время, как само тело скрывалось в тени, отделился окончательно и быстро перебежал через двор, не выпуская ключей. Он был похож на ожившие корни.

- Боженька мой! - выдохнул Джеффи. - Оно идет сюда!

Он отскочил от окна к двери своей камеры, а создание одним прыжком оказалось возле его камеры и уронило ключи через решетку, затем пронырнуло само.

Джеффи окаменел, наблюдая, как мало-помалу все существо протекло в камеру, пока не превратилось в Геранда, или же в его точную копию.

Геранд окаменел, наблюдая, как слуга приходит в чувство, когда же Джеффи отошел от изумления, он протянул руку и прикоснулся к своему слуге, все это он проделал в такой манере, точно проводил какой-то эксперимент.

- Все в порядке, Джеффи, - сказал он наконец, произнося слова с явным трудом. - Не надо бояться. Тебе ничего не грозит. Возьми ключи, отопри дверь своей камеры и пойдем со мной к начальнику тюрьмы.

Посерев лицом, дрожа как лист, Джеффи с трудом взял себя в руки, чтобы выполнить приказание. Ключи звенели, когда он вставлял их один за другим в замок, пока не подобрал подходящий. Словно загипнотизированный, он вышел в коридор. Псевдо-Геранд неслышно следовал за ним.

Им никто не помешал. На одном из постов охранник дремал в кресле-качалке, задрав ноги высоко на головой, упершись ими в белую крашенную стену. Они не стали беспокоить его. Отперев большую решетчатую дверь, ведущую в частные апартаменты, они по отдельной лестнице поднялись в помещение начальника тюрьмы. Открытые двери вывели их на балкон, откуда открывался вид на побережье и на центральную горную гряду города.

На балконе, как обычно в одиночестве потягивая винишко, на плетеном стуле сидел человек. Выглядел он некрупным, и, увы, не только выглядел бесконечно скучающим.

- Вы начальник тюрьмы? - спросил Геранд, входя в комнату.

- Да, - ответил я.

Он довольно долго смотрел на меня. Тут я могу сказать, что был не... как бы по-точнее выразиться?... он не был обыкновенным человеческим существом. Он выглядел именно тем, кем был: подделкой под человеческое существо. Вот и сейчас я узнавал в нем Геранда Гиреса, благо видел фотографии имевшиеся в полиции.

- Может, вы присядете? - предложил я. - Мне тяжко видеть, что вы стоите.

Ни слуга, ни хозяин не шевельнулись.

- Значит вы... вы, значит, намерены освободить своего раба? поинтересовался я.

- Я приобрел его задолго до того, как вы его увидели, - заявил Геранд. - Так что будьте добры послушать, что я вам скажу, а скажу я к вашему сведению, что мой Джеффи всегда был хорошим слугой и не приносил мне никаких хлопот. Я требую, чтобы он был освобожден немедленно.

Итак, это было разумное существо, и к тому же не лишенное сострадания. Человеческое оно или нет, но с ним я был не прочь побеседовать. Слишком многие люди, с которыми мне приходилось сталкиваться, не наделены ни разумом, ни состраданием.