Дмитрий Быков - Один. Сто ночей с читателем

Что ещё мне кажется очень важным для Куприна? Я много раз признавался, что моё любимое произведение Куприна – это повесть «Каждое желание», которая издавалась впоследствии под названием «Звезда Соломона», потому что такое название менее откровенно. Мне безумно нравится в этой повести её пафос. Ну, оторваться нельзя.

Я вам даже первые три главы не буду пересказывать, чтобы история Афанасия Ивановича Цвета была явлена во всей своей наглядности великолепной и во всей своей увлекательности. Конечно, это отчасти пародийная вещь, пародируется вся готика. Там внезапное наследство, приезжает он получать это наследство. Заброшенный дом, куда никто из крестьян местных не хочет войти: боится. Репутация у хозяина самая чернокнижническая. Афанасий Иванович Цвет видит на столе таинственную книгу, начинает её расшифровывать… А дальше – сами.

Эта вещь хранит в себе какой-то очень глубокий, очень человечный и, в общем, странный пафос. Цвет – добрый человек. Но быть добрым недостаточно. Вот здесь, как ни странно, мысль Ходасевича: «Будь или ангел, или демон». Цвет – добрый, Цвет – безвредный, но ведь он – насекомое. Тоффель – читай «Мефистофель» – ему говорит: «Слушайте, ведь у вас всё было в руках! Вы могли залить мир кровью, а могли стать благодетелем человечества! А что вы сделали?» А герою ничего не хочется, он с ужасом вспоминает пору всевластия, «полную скуки, беспамятства, невольного зла и нелепой роскоши», ему хочется быть коллежским регистратором. И в финале к нему вваливается толпа сослуживцев и поёт:

А в конце повести ему встречается женщина, которая помнила его в эпоху всемогущества. И он её где-то видел, и она его где-то видела. И она говорит: «Я, помнится, вас видела где-то, но вы были совсем-совсем другой, совсем не такой». Он был окутан флёром всемогущества. И как же он им распорядился? Простой и добрый малый, но мало быть простым и добрым малым. Малый – он и есть небольшой. Пафос этой купринской вещи странен, но мне в каком-то смысле он близок, потому что время добрых кончилось, с добрыми слишком легко сделать всё что угодно.

Мне возразят (и мне уже возражают), что нельзя сравнивать Куприна с Буниным, потому что Бунин – высокое искусство, а Куприн – беллетристика. Ребята, а чего вы наезжаете, собственно, на беллетристику? Дафна дю Морье всю жизнь прожила с клеймом беллетриста, но как писатель она выше и талантливее, чем Мёрдок. Дю Морье заботится о напряжении сюжета, об обрисовке персонажей, о сложной и нестандартной мысли. Об этом всём и должен заботиться беллетрист. Беллетрист хочет, чтобы его было интересно читать. А Мёрдок пользуется кредитом читательского доверия и может позволить себе написать такую нудную вещь, как «Море, море», «Алое и зелёное» или «Под сетью». «Чёрный принц» – ещё более или менее приятное исключение из этого.

Так вот, посмотрите, Куприн – конечно беллетрист. И он никогда этого не скрывал. Он газетчик, он массу рассказов написал в газеты – например, такие как «Чудесный доктор», «Улыбка ребёнка» или изумительный рассказ «Травка». Но Куприн при всём при этом заботится о читателе, и в этом ничего плохого нет. Он хочет, чтобы читателю было интересно. Он старается, чтобы читатель не терял ни на секунду нити повествования. И я ничего дурного не вижу в беллетризме.

У Куприна, конечно, есть чудовищные провалы вкуса. Но, как уже было не раз сказано, гению вкус необязателен, во-первых. Во-вторых, Куприн пользуется этими штампами иногда для пародий. И тоже, ребята, простите меня, но пародии Куприна – одни из лучших в русской литературе. Вспомните его потрясающую пародию на Горького – «Дружочки»: «В тени городского общественного писсуара лежали Мальва, Челкаш и я… Мальва была прекрасна… Правда, отсутствие носа красноречиво намекало об её прежних маленьких заблуждениях». Абсолютно горьковский стиль! Или потрясающую его пародию на Бунина: «Сижу я у окна, жую мочалу, и в моих дворянских глазах светится красивая печаль».

Куприн умеет поиграть со штампами массовой культуры. И думаю, что эта игра читателю необходима, потому что Куприн под маской штампа проникает в читательское воображение, в его сознание. Кстати, есть запись голоса Куприна, он там читает своё стихотворение переводное. Послушайте, какой это умный голос. И Куприн – прежде всего умный и сильный писатель, каких в русской литературе очень мало.