А. Дроздов - В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле

Дома в Мирном были поставлены год назад. Главная улица, конечно, носит имя Ленина. Каждый дом состоит из двух изолированных квартир общей площадью 64 м². Дома собирают из щитов толщиной 10 см; внутри щита несколько слоев древесно-стружечной плиты, а снаружи они обшиты фанерой. В домах установлены ТЭНы – теплоэлектронагреватели, которые поддерживали внутри дома вполне сносную температуру даже в холодные и ветреные дни антарктической зимы.

В январе 1957 г. дома благодаря таянию освободились от снега, и мы могли обозревать всю жилую часть поселка. Но уже осенью, после первых метелей, все они (кроме стоявших на вершинах близлежащих сопок) были занесены снегом, а впоследствии с каждым годом все больше и больше «увязали» в снегу. Это и погубило центральную часть поселка. Через несколько лет жить в домах практически стало невозможно. Так что нам в этом отношении повезло – наши жилищные условия можно было признать прекрасными.

С приходом «Кооперации», а чуть раньше «Оби» в Мирном появилась масса людей, большая часть которых была занята на разгрузке. Поселок был перенаселен, жили повсюду, где только было возможно. День делился на две равные части: двенадцать часов тяжелой физической работы с грузами и двенадцать часов отдыха, в основном сна. Столовая работала круглосуточно, чему способствовало практически светлое время в течение круглых суток.

В сезонной части Первой советской антарктической экспедиции приняли участие ведущие ученые – географы К. К. Марков, П. А. Шумский и Г. А. Авсюк, именно они сказали свое веское слово при выборе места будущего поселка Мирный. Вместе они летали в находящийся неподалеку оазис Бангера, а затем на обратном пути, возвращаясь по Южному океану на маленьком судне-китобойце, работали над статьей о происхождении оазисов. И Марков, и Шумский обладали непростыми характерами и из-за разногласий по научным вопросам на борту китобойца почти не разговаривали друг с другом. Более покладистый Авсюк не только работал над статьей, но и служил связующим звеном в этой троице: переносил только что написанные страницы от одного соавтора к другому.

В Первой антарктической экспедиции участвовал и Г. Д. Рихтер, он также вложил свою лепту в проблему происхождения оазисов. Вместе с ним приехала в Мирный сотрудница нашего отдела Ляля Николаева, одна из четырех женщин, участвовавших в этой экспедиции. Она задержалась в Мирном на целый месяц, и я, ступив на берег, спешил повидаться с нею. Из дневника : «…середина дня, и в проходной комнате дома, за которой в маленькой комнатушке живет Ляля, спят сейсмологи нашего отряда, работавшие в ночной смене на разгрузке. Я перешагиваю через усталых ребят, один из них просыпается и в беспокойстве говорит мне: «Куда ты? Там женщина». Но я успокаиваю его, объясняя, что это моя хорошая знакомая. Около часа ведем наш разговор, а когда я выхожу, все сейсмологи уже проснулись и провожают меня не скабрезными шутками, а наоборот, глядя с большим уважением».

Зимовка началась, а вместе с ней – заботы и трудности полярной работы и жизни. Гляциологический отряд – самый большой из трех научных отрядов (кроме нас в Мирном работали метеорологический и геофизический отряды). Возглавляемый П. А. Шумским, он получил некоторую самостоятельность: Петр Александрович еще до отъезда, в Москве, добился у начальства права вести широкие полевые исследования, требующие значительных ресурсов экспедиции, а в случае серьезных возражений начальства апеллировать непосредственно в Москву. Но, насколько я помню, подобных коллизий не возникало: начальник экспедиции А. Ф. Трешников хорошо понимал научные задачи отряда и всячески способствовал выполнению наших обширных планов.

Вновь началась наша экспедиционная жизнь, но как она была не похожа на новоземельскую! Мирный был большим поселком – свыше 20 добротных домов. Построенные на почти неподвижном льду, они были быстро занесены снегом, так что зимой мы вели в основном подснежную жизнь. В этой жизни было одно серьезное неудобство: чтобы выйти на улицу, приходилось подниматься по лестнице через люк на крышу, а в ураганные дни это было опасное дело. Крыша совершенно плоская и скользкая, и человека, ступившего на нее из люка, резкие порывы ветра нередко уносили метров на 10–20 и «бросали» на близлежащие твердые сугробы снега. Так что по дороге в столовую мы нередко получали синяки и шишки.

П. А. Шумский поручил мне возглавить небольшую группу физики снега. Помимо меня в нее входили два однофамильца – Виктор Михайлович и Михаил Артемьевич Кузнецовы, оба уже в летах и не раз зимовавшие в Арктике. Снегомерную площадку я оборудовал в 600 м от поселка. Здесь на площади в 5000 м² раз в декаду мы измеряли толщину снежного покрова в 600 точках вдоль четырех натянутых в форме квадрата тросов. Работая обычно вдвоем, мы затрачивали на все измерения три-четыре часа.