А. Дроздов - В нашем доме на Старомонетном, на выселках и в поле

В конце августа, когда я появился в Институте, меня проводили в кабинет директора, где в углу за дверью небольшой стол занимал заместитель директора Г. А. Авсюк. Григорий Александрович встретил меня доброжелательно, я бы сказал даже ласково, и определил в отдел физической географии. Руководителем отдела был Гавриил Дмитриевич Рихтер, которым уже после первой беседы я был совершенно покорен.

Г. Д. Рихтер – ровесник ХХ века. Он родился летом 1899 г. в Царском селе под Петербургом. С 1931 г. он – научный сотрудник Геоморфологического института АН СССР в Ленинграде. Многие годы основной сферой интересов Гавриила Дмитриевича был снежный покров как фактор развития природы. Это была революционная идея. Прежде география изучала лишь одно состояние природы, связанное с теплым временем года. Развивая идеи А. И. Воейкова и А. А. Григорьева, Г. Д. Рихтер рассматривал снежный покров как один из важных факторов физико-географического процесса (в понимании А. А. Григорьева). В 1948 г. он защитил докторскую диссертацию по «снежной» тематике и стал формировать вокруг себя группу энтузиастов, создавая своеобразную школу снеговедения.

Роль Гавриила Дмитриевича в моей судьбе чрезвычайна. Я обязан ему не только вовлечением меня в снеговедение и гляциологию, но и воспитанным им отношением к науке как части самой жизни, как неотъемлемой грани бесконечного познания и огромной любви. Обладавший энциклопедическими познаниями природных явлений, свойственными истинным естествоиспытателям конца XIX – начала XX столетий, он был как бы незаметным, но на самом деле одним из главных столпов отечественной физической географии, наряду с А. А. Григорьевым, державшим ее на мировом уровне первой половины ХХ в.

Летом 1955 г. в Институте появился Петр Александрович Шумский, в ту пору еще сравнительно молодой, но уже широко известный гляциолог. В 1947 г. появилась его совсем маленькая книжка, названная «Энергия оледенения и жизнь ледников», но изложенные в ней взгляды положили начало новому географическому направлению, развивающему идеи В. И. Вернадского о пульсирующей термодинамической оболочке Земли. Петр Александрович предложил мне отправиться в составе небольшого отряда на Новую Землю, чтобы вести исследования на ледниках восточного, карского побережья, которые были изучены менее подробно, чем ледники, спускающиеся к Баренцеву морю.

После недолгих колебаний я согласился на предложение П. А. Шумского. Начались сборы. Нас было трое – будущих зимовщиков небольшой ледниковой станции. Мой однокурсник Свенельд Евтеев собирался заниматься изучением строения ледников, а всеми хозяйственными делами и геодезическими измерениям должен был ведать В. М. Кузнецов, тогдашний заместитель директора Института по хозяйству, друг Г. А. Авсюка. Виктор Михайлович уже имел за плечами опыт полярника: еще в 1934 г., когда мы, как говорят, «под стол пешком ходили», он зимовал вместе с Авсюком в бухте Прончищевой.

Много ли могут сделать три человека? Нам это было пока не ясно, но должны были сделать мы очень много. Во всяком случае, когда мы упаковали все наше снаряжение и оборудование, его оказалось несколько тонн – более чем по две тонны на человека. И это не считая продуктов!

В серых сумерках короткой летней полярной ночи корабль обогнул северную оконечность Новой Земли и вскоре остановился в заливе Течений на рейде у места, отведенного нам для выгрузки. Слева ярко сверкал трещинами и разломами ледниковый язык, а прямо перед нами расстилалась восьмикилометровая полоса плоской поверхности тундры.

Вскоре выгрузка пошла полным ходом. Основные грузы предназначались военным: здесь на морском берегу находилась их база со складами оборудования, снаряжения и продуктов, и стоял небольшой гарнизон – человек около тридцати. Тогда нам было неизвестно назначение этого военного лагеря. Лишь спустя десятилетия стало ясно, что пребывание здесь военных было связано с готовившимися испытаниями на Новой Земле советского ядерного оружия. В южной и центральной час тях архипелага был создан полигон, удаленный от населенных районов. Осенью 1958 г. на Северном острове архипелага в течение 26 дней прогремело 18 воздушных взрывов ядерных устройств; трижды они проводились по два раза в день! Каждый из этих взрывов во много раз превышал по мощности атомные бомбы, сброшенные американцами на Хиросиму и Нагасаки.

Наш лагерь.