Александр Черкасов - На Алтае [Записки городского головы]

— Все это верно, Савелий Максимович, и я убежден, что у Фролова, действительно, отросла бы и головешка. Это видно уже по тем сохранившимся документам, которые мне доводилось читать в горном архиве. И знаете ли что? Однажды я читал стихотворение местного пииты, который сказал так.

— Это верно, что ему краснеть не приходилось, — сказал дедушка и продолжал. — Хлопотливое было времечко! Трудились все, и курьезов было немало. Бывало, смех да и только! А во всем была старина-матушка, патриархальность. Одевались не этак, как теперь, и экипажи были не такие. Что ни возьмите — хоть сани, хоть дрожки или самые кареты — все это допотопщина!.. Запрягали в них четвериком, а то и шестериком. Бывало, выедет в праздник начальник, ну так и видно, что генерал едет, все дорогу дают! На запятках поставят одного или двух казачков в ливреях, беда!.. Он небось в соборе к свечам не становился, а как гоголь стоял впереди на подобающем месте; да и смей-ко у него кто не явиться к молебну, как теперь, — нет! Об этом и думать боялись. Ну, а в простые дни — так уж простота была непомерная…

Чаще всего ездил я с Савелием Максимовичем в его знаменитой лодке за Обь, на дупелей. Прежде их много бывало по Заобским покосам, особенно в водополье, когда затопит низкие места и останутся одни «гривы». Конечно, он всегда садился за руль и мастерски управлял лодкой, несмотря ни на какую погоду, а все охотничьи места знал, как свои пальцы. Стрелял он отлично, ходил не торопясь, имел превосходного сеттера, сам нрава спокойного, веселого — чего же лучше? Таких товарищей и днем с огнем не отыщешь.

Вот почему и все воспоминания об этом уважаемом человеке всегда так теплы и приятны, что с искренним удовольствием пишешь о совместных с ним поездках. Много раз мы ночевали под лодкой, либо в рыбачьих помещениях, и всегда он рассказывал о чем-нибудь прошлом, которое так интересно, что невольно просится под перо, на бумагу.

На охоте мы всегда старались попасть на дупелиные токовища, около которых птица водилась постоянно, особенно весною. В это время тут не только можно, но даже лучше охотиться без собаки, потому что дупеля вылетают и без нее, а она нужна только для скорейшего отыскания дичи. Там, где дупелей много, собака нередко мешает, и вот почему Козлов, при таком условии, всегда брал своего знаменитого Мильтона на сворку. Случалось попадать нам и на такие места, где дупеля вылетали по два, по три и более за раз. Тут не следовало только горячиться, и тогда удачные дуплеты были один за другим. Конечно, бывало и наоборот, и промах за промахом как-то особенно громко оглашал окрестность. Но это зверю не рана, зарядов мы не считали и, немного отдохнув, «прохолонувшись» как говорят сибиряки, наверстывали потерянное время уже удачными выстрелами; нам случалось нередко убивать в день штук по сорока и более дупелей. Но Козлов говорил, что в старые годы бивал он и побольше сотни, так что не доставало припасу и охота кончалась. Вот почему барнаульские охотники и теперь всегда берут с собой избыток патронов, особенно те, которые «не считают зарядов».

Теперь будет понятно, почему в проезд Великого князя Владимира Александровича барнаульцы хотели угостить Его Высочество дупелиной охотой. И всю весну ограждали караулом то место, где предполагалось устроить охоту. Это неподалеку от Барнаула, на обских лугах, под Турьей горой. К великому сожалению барнаульцев, Великий князь чувствовал себя не совсем хорошо и на охоту не поехал, а тут-то и было приготовлено настоящее дупелиное Эльдорадо!.. Вот им-то и заведовал Савелий Максимович, который почти ежедневно ездил на Турью гору, наблюдал, все ли в исправности и неприкосновенности.

Известный Аткинсон, бывший на Алтае в 1848 году, говорит, что он, был на дупелиной охоте в окрестностях Барнаула, в течение трех с половиною часов с тремя товарищами убили 153 дупеля, и это было еще тогда, когда не существовало казнозарядных ружей.

Однажды, охотясь по речке Чесноковке, вблизи Барнаула, за Обью, и устроившись отдохнуть, закусить и напиться чаю, Савелий Максимович мне рассказал.