Александр Черкасов: Альфред Брем

В 1884 году телеграф разнес по всему образованному миру печальную весть о преждевременной кончине знаменитого натуралиста доктора А. Брема. Эта удручающая новость дошла и до нашего Барнаула, и не было ни одного образованного человека, который бы не пожалел в душе эту знаменательную личность, не погрустил бы о такой утрате ученого мира. Все до единого, как знакомые лично, так и не видавшие Брема, одинаково оплакивали такую потерю. Везде, куда только ни придешь, толковали о ранней смерти ученого. Многие говорили о его бессмертных трудах, и немало было таких, которые возлагали надежды на его будущие записки. Но с этой печальной вестью все последние упования исчезли, как дым, и всякий говорил или только думал, что судьбы Господа неисповедимы, зная здоровую натуру доктора Брема.

Альфред Брем, автор столь известного сочинения «Иллюстрированная жизнь животных», которое переведено на все языки цивилизованного мира, родился 2 февраля 1829 года и скончался 13 ноября 1884 года в Рейтендорфе, на 55 году жизни.

Сказав такой коротенький панегирик от всего теплого сердца, мне хочется почтить доброю памятью эту выдающуюся личность и передать в своих воспоминаниях хоть о тех днях, которые Брем провел в Барнауле; но и в такой короткий период он, познакомившись лично со многими, оставил и в этом небольшом кружке сибиряков самые теплые чувства дружбы и неподдельного братского расположения.

Весною 1876 года мы с радостью узнали, что Брем уже путешествует по южной окраине Алтая и в скором времени будет в Барнауле. Я тогда еще служил в Сузунском медеплавильном заводе и соболезновал о том, что лично не увижу такого популярного человека. Какова же была моя радость, когда меня, как управляющего заводом, потребовали по делам службы в Барнаул. Я ожил надеждой повидаться с Бремом, а с этим чувством явилось упование провести с ним несколько дней и побывать на охоте, так как о таком предположении я слышал ранее, когда еще только ожидали приезда любимого натуралиста.

Как известно, ученая экспедиция в Западную Сибирь организовалась на средства германского правительства и состояла под управлением ученого мужа О. Финша, а доктор Брем и граф Вальдбург-Цейль были как бы его сотрудниками и членами экспедиции. Едва ли только путешествию Брема не содействовало в материальных средствах и наше правительство. По крайней мере мы слышали о такой субсидии еще раньше приезда дорогих гостей в Барнаул, а что касается особых распоряжений по всем тем управлениям, где должны побывать ученые люди, были предварительные сообщения в том смысле, чтоб местные власти оказывали чужеземным гостям всевозможное содействие, предупреждая и исполняя их желания и требования. Нечего и говорить, что барнаульская интеллигенция, без всяких настояний, хорошо понимая обязанности порядочного общества, чествовала путешественников, как только могла, по своим средствам.

Кажется, в конце мая или начале июня, хорошенько не упомню, ожидаемая экспедиция прибыла в Барнаул и поместилась в особо приготовленной квартире, хотя и невзрачной, но на главной, Иркутской улице, в самом центре когда-то знаменитого «Златогорска», так неправдоподобно окрашенного досужими пустозвонами всевозможными вымыслами, которые, к сожалению, читает эксплуатируемая публика и верит этим сказаниям, похожим на сказки из «Тысячи и одной ночи».

Во время этого посещения на Алтае был горным начальником Юлий Иванович Эйхвальд, крайне любезная и симпатичная личность, которая умела радушно принять и угостить дорогих гостей. Нечего и говорить, что г. Эйхвальд виделся с Бремом каждый день то у себя, то у него на квартире. Когда же начальник делал более дружеский, нежели официальный обед, чествуя ученых путешественников, то и мы, собравшиеся в Барнаул управляющие со всех концов обширного Алтая, участвовали за этим столом и лично покороче познакомились с достойными представителями науки. Нельзя не заметить однако же того, что многих из нас, за исключением г. Эйхвальда, кровного немца, стесняло незнание немецкого языка настолько, чтоб можно было говорить на этом диалекте. По этому случаю нам приходилось почти только слушать нескончаемые рассказы красноречивого Брема и не раз пожалеть о том, что не можем лично делиться своими впечатлениями с гостями, а затруднять постоянно хозяина, как переводчика, было не совсем удобно. Впрочем, когда мы порядочно подвыпили, то уже не стеснялись и говорили где одними главными словами, где пантомимой лица, где руками, и хохоту не было конца.