Александр Черкасов - На Алтае [Записки городского головы]

Вот, знаете, кажется, в конце тридцатых годов, приехал сюда горным начальником Бегер, страстный охотник.

— Так я его знаю, Савелий Максимович, — сказал я. — Такой лысый и большеносый, с красным лицом. Потом он был начальником штаба Корпуса горных инженеров.

— Он самый и есть. Вот, знаете ли, и пошла молва, что новый начальник бьет дичь на полете. Как, мол, так? Может ли быть? — говорили все. А мы тогда, откровенно говоря, стреляли только сидячих, да и то с сошек. Тогда наши охотники удивлялись даже и тому, кто бил с руки, значит, без сошек; а тут вдруг стали говорить, что Бегер бьет на полете, ну и не верили. Вот и стали потихоньку ездить за ним, да подглядывать, а как увидали сами, тогда только и поверили, да и начали, кто половчее, пробовать и учиться. Ну с тех пор и пошла потеха. Тут и я стал постреливать в полет. С Бегера мы и дупелей узнали, а то и не понимали в них толку — чуть их ногами не пинали весною.

— Экая глушь тогда была у вас, Савелий Максимыч!

— И не говорите! Теперь вспомнишь, так самому смешно делается. А тогда все наши главные охотники, служащие да советники Горного Правления — все были люди эвот какие! С брюшком, в три подбородка!.. Идет, так далеко услышишь — пыхтит, словно паровоз. Где им было гоняться за Бегером! Как-то раз поспорили они с начальником, что ему раньше их не убить уток весною: дескать, он хоть и бьет на лету, а скрадывать не умеет, ползать не станет, да и рано утром ему не встать. А весенняя утка, знаете, какая хитрая.

Я, конечно, этого не знал и об их споре ничего не слыхал, а только подошла весна, я и начал ходить с ружьишком по лывам, где в это время прежде всего появляются первые утки. Вот иду раз рано утром и вижу, что сидит на лывке парочка серых; ну-ка я их скрадывать, нут-ко скрадывать, — подполз, выждал, как они сплылись, стрелил, да и убил обеих. Только я встал, подобрал уток, зарядил ружье — слышу, что кто-то едет, колеса постукивают, а вот и увидал, что едет Бегер в тележке, на парочке. Я, конечно, встал, вытянулся по-солдатски, снял шапку. Он в ту же минуту увидал, что у меня за поясом две больших утки, велел кучеру остановиться, подманил меня пальцем поближе и сказал.

— Здравствуй, братец!

— Здравия желаю, Ваше Превосходительство!

— Ты, — говорит, — чей?

— Козлов, Ваше Превосходительство! Тот, что собольков выделывал вашей супруге.

Тут он огляделся во все стороны, подманил меня еще ближе к тележке, взял этак за плечо, да и говорит, подавая мне червонец.

— Послушай, Козлов… Отдай, брат, пожалуйста, мне этих уток, но только смотри: пока я жив, не говори об этом никому! Слышишь — никому! Ни полслова!.. А мне их нужно, понял?

— Понял, Ваше Превосходительство! Вот, возьмите уточек и никакого червонца мне от вас не надо, а я буду счастлив, что угожу вам.

— Нет, нет! Пусть червонец останется тебе на память, а ты в чем будешь когда-либо нуждаться, приходи ко мне, я тебе помогу; но помни, что я тебе сказал — молчи! Молчи, как могила!..

— Будьте благонадежны, Ваше Превосходительство! Не тот я человек, чтоб не исполнил вашего желания и не сумел сохранить тайну.

— Ну то-то же, Козлов, смотри! А все, что тебе будет нужно, приходи ко мне.

Я, конечно, поблагодарил, а он заворотил лошадей и уехал домой. Пошел и я потихоньку за ним же следом, пришел к своему воспитателю и, конечно, ни слова не сказал, что встретил начальника и получил червонец за уток, а деньги спрятал подальше, чтоб как-нибудь на глаза не попали. Вот с тех пор и сохранял эту тайну… А прежде, надо заметить, тут жалованье выдавали все золотом; даже у рабочих этих полуимпериалов было немало почти что у каждого: тогда весь расчет велся здесь на звонкую монету.

— Ну и что ж вы, Савелий Максимович, не воспользовались приглашением Бегера и его помощью?

— А вот я вам и хочу сказать, что он-то и поставил меня на ноги. Хотя я сначала и стеснялся идти к нему и просить о чем бы то ни было, да и думал, что такой большой человек, конечно, давно забыл обо мне, маленьком человечке. Но вышло не так. Он помнил свое слово не хуже меня. Даже, знаете, обиделся, что я не иду к нему и ничего не прошу; раз, встретив меня на улице, выговорил об этом и тут же расспросив, где и как я живу, велел строить мне дом.

— Да как же, Ваше Превосходительство, на что я построю?

— Не тужи об этом, Козлов! Все будет, ты только выбери себе место и скажи мне.

Так я и сделал. Думаю, отчего же в самом деле не воспользоваться таким случаем? И доложил ему, когда нашел вот это самое место, где и теперя живу. Он приказал навозить мне лесу, кирпичу, и послал рабочих людей; а тогда их было в казне столько, что не знали, куда и девать лишних. Ну и пошла постройка! Он и сам иногда приедет да посмотрит, либо спросит, что нужно. А потом он, изволите видеть, давал мне разные поручения, и я поправился. Вот что сделали эти уточки!.. Через них я человеком стал. И что бы я ни попросил — отказу не было. Дай Бог ему царство небесное!.. Для меня он был настоящим благодетелем.