Александр Черкасов - На Алтае [Записки городского головы]

— Ну и оказия!.. Братцы мои… Вот дураков-то нас бить надо!.. Ведь даже сам в руки давался, дак не поверил!.. А оно начальство-то еще вон како бывает… Пфу!.. Оказия да и только!.. Вот ты и узнай его… Пфу!..

К осени 1883 года я вышел в отставку и, простившись с Сузуном, поселился в Барнауле, где в то время было еще много моих приятелей и сотоварищей по службе, а жизнь была не особенно дорогая.

Надо сказать, что Барнаул очень чистенький и правильно выстроенный городок. Я уже говорил о нем коротенько выше и здесь считаю долгом упомянуть о том, что в нем находится, помимо хлебного рынка, играющего ныне такую важную роль в торговле Западной Сибири. С 1833 года тут существует магнитная обсерватория; духовное училище (1869 г.); женская прогимназия (1877 г.); городское училище; женская школа; две богадельни; горнозаводской лазарет и больница Красного Креста; две частных, горнозаводская и городская библиотеки; помимо приходских, училищных храмов и собора, тут существует уже более ста лет и немецкая кирка, а с 1885 года организована начальная школа по инициативе и при деятельном участии в образовании капитала преподавателя горного училища В. К. Штильке. За городом находится содовый завод М. Пранга, а в самом городе — несколько пимокатных и шубных заведений, которые в большой массе приготовляют разного покроя черневые овчинные шубы, получившие большую известность по всей Сибири и называющиеся «барнаулками».

С 1789 года здесь существует горное училище. В 1857 году его предположено было реорганизовать в мужскую гимназию, но дело это по разным причинам остановилось. Гимназии нет и по настоящее время.

При горном училище находится весьма интересный музеум, в котором есть много местных редкостей, между коими замечательна коллекция алтайских насекомых; немало также чучел птиц и млекопитающих из местной фауны; имеются коллекции горно-каменных пород, всевозможные оруденелости металлоносных жил; модели рудничных и разных механических устройств. И вот в числе этих последних хранится крайне интересная модель первой паровой машины сибиряка Ползунова, который при небольшой технической подготовке познал силу пара и, вздумав воспользоваться им ранее известных многих механиков, был предтечей прославившегося по всему миру Уатта.

Что это действительно так, тому служат доказательством исторические данные, собранные моим хорошим знакомым П. Б-ым и напечатанные в газете «Екатеринбургская неделя» за осенние месяцы 1892 года.

Это мировое открытие было сделано Ползуновым в 1763 году и представлено Алтайским горным начальником на усмотрение Екатерины II, которая своим гениальным умом тотчас поняла значение открытия своего бедняка — подданного, маленького простого человека и повелела дать средства на постройку машины, а Ползунова произвести в инженер-механикусы и выдать ему «в награду 400 рублей». Но, увы, бедняк Ползунов, по воле судеб, не получил этой всемилостивейшей награды и просил у своего начальства, уже перед смертью, 15 рублей для сооружения себе мундира!..

Машина Ползунова, несмотря на отсутствие механических приспособлений на Алтае, была действительно им построена, стоила 7435 руб. 51 коп. и пущена в ход в 1766 году, но уже через несколько дней после смерти гениального механикуса, при жизни которого она только «перепускалась» при подготовке, поднимая паром подвешенные к рычагам бревна. После же смерти Ползунова, убившего все свое здоровье при постройке этой машины примитивными средствами, она была приспособлена уже учениками Ползунова к работе в воздуходувном помещении для одной сереброплавильной печи и сплавила 9335 пудов серебросодержащих руд в Барнаульском заводе.

По времени применения пара к работе, хотя и был первым Ньюкомен, но проба его была неудачна, а Ползунов был первым с удачным применением работы пара с непрерывным действием машины, — и вот кому по-настоящему надо отдать ту мировую честь, которую мир, по неведению о каком-то Ползунове, отдал уже опоздавшему Уатту…

О Ползунове же, как о маленьком русском человеке, забыли его современники, а ученый русский мир не догадался почтить его подобающей памятью, так что с его кончиной исчезло его имя, исчезла его машина, а ныне исчезла и его могила!.. Увы, ее уже никто не может указать на кладбище, и ее надгробная насыпь или сравнялась с землею, или над этим дорогим прахом лежит уже кто-нибудь другой из смертных и, быть может, кости гениального человека рассыпались снова на поверхности прахом и развеяны ветром, как развеяна о нем и память…