Александр Черкасов - На Алтае [Записки городского головы]

Вот почему г. П. Б-в, так систематически и серьезно очертив в своей интересной статье деятельность этого замечательного механика, так тепло отнесся к бесследно погибшему Ползунову и издал свой очерк под заглавием «Забытое имя».

Нельзя не сказать г. Б-ву за восстановление памяти о гениальном Ползунове от всего русского мира искреннего спасиба. Кто знает, может быть, этот очерк сделает свое дело, и несчастный Ползунов воскреснет не только в истории науки, но и на поверхности земли в виде подобающего памятника. А следовало бы!..

Помимо этой замечательной модели машины, в Барнаульском музее есть чучело, кажется, единственного кабана, убитого на Алтае, и два чучела тигров, тоже убитых крестьянами в южной половине края. По всей вероятности, звери эти попали сюда случайно из киргизских степей, прилегающих к Ташкенту, где и поныне встречаются тигры и еще много кабанов.

В числе редкостей музеума есть очень интересный серебряный кубок, найденный в 1858 году близ Гурьевского завода. Кубок этот чеканной работы с выпуклыми и вырезанными листьями. Кроме того, много вещей из одежды, утвари и разные предметы из камня и меди с Камчатки, земли чукчей и из раскопок «чудских» могил доисторической эпохи. Есть также довольно большие камни с рельефными изображениями человеческих фигур, а также каменные топоры, схожие с топорами Северной Америки.

В музеуме существует книга для записи посетителей, в числе коих есть собственноручные записи А. Гумбольдта, Г. Розе, Эренберга (4 июля 1829 года) и других знаменитостей ученого мира.

Делая этот краткий обзор, считаю не лишним сказать, что со времени заселения Алтая, еще в прошлом столетии было обращено внимание на образование юношества. Первая школа была учреждена в Змеиногорском руднике в 1779 году; в 1816 году тут же была построена первая железная дорога протяженностью около двух верст, с тою целью, чтоб по этому пути доставлять руду на сереброплавильный завод.

Теперь я, как истый охотник, перейду к этой страсти и скажу, что, поселившись в Барнауле, познакомился с известным местным охотником и милейшим человеком, Савелием Максимовичем Козловым. Эта уважаемая личность может вполне назваться старожилом Барнаула; имея уже почтенные года, он знает не только все близкие и далекие окрестности, но лично знал и всех тех больших и малых охотников и не охотников, которые по своему положению имели значение в служебной иерархии как Барнаула, так и целого Алтая.

Вот кого надо послушать, чтобы составить себе понятие о прошлой жизни и ранее живших людях в Барнауле! Он — настоящий живой архив всевозможных сведений местного бытия; рассказы Савелия Максимовича увлекательны по содержанию, потому что он, по природному уму и меткой наблюдательности, ничего не пропускал и живо схватывал все, что только выходило из ряда обыденной жизни. Конечно, всего не упомнишь, но я по возможности, при случае, постараюсь познакомить читателя с этой уважаемой личностью.

Много искрестил я с ним и полей, и лугов, и воды на совместной охоте, и всегда и везде он был верен себе как по знанию дела, так и по достоинствам человека.

Козлов смолоду был бедным человеком, а вместе с тем страстным охотником и рыбаком, а по ремеслу — хорошим скорняком, что сперва и поддерживало его материальное благосостояние. Воспитывался он у отставного солдата времен Екатерины II, великого оригинала, и потому можете судить, что он испытал и пережил в свои юные годы. Вот уж вполне натерпелся и холоду, и голоду, но все эти лишения не могли поколебать его честных правил, достоинств человека и той великой веры в самого себя, которая только укрепляла его могучую натуру и находила покой в его твердых убеждениях и любящем, добром сердце.

И странное дело, какой курьезный случай поправил его тяжелые обстоятельства. Вот что рассказал мне однажды Савелий Максимович.

— В старые годы у нас дичи было пропасть повсюду. Вот изволите знать нынешнюю больницу Красного Креста? Тут был лес, и мы, охотники, нередко бивали в нем тетерь, особенно осенью. Бывало, только выйдешь на верхнюю улицу, глядишь — сидят по деревьям… Кругом ведь бора были страшенные, далеко ездить, как ныне, не приходилось, тетери были дома… А этой утки и гуся что было, так теперь никто и не поверит, кишмя кишело почти под самым городом. Бывало, сбегаешь пораньше утром на протоку — ну и тащишь беремя домой. Да и утка-то разве такая была, как теперь? Нет, ничего не боялась; бывало, идешь мимо, а она только поглядит, да и потянется потихоньку в траву… Чего и говорить — утки было, как грязи! Тут и плодилась повсюду вблизи города.