Иван Солоневич - Россия в концлагерe [дореволюционная орфография]

И потомъ — съ презрительной улыбочкой:

— И — неглупый же вы человѣкъ, Иванъ Лукьяновичъ, ну, какъ вы могли думать, что изъ Совѣтской Россіи такъ просто уйти: взялъ и ушелъ... Могу васъ увѣрить — это дѣло не такъ просто... Одному изъ тысячи, быть можетъ, удается...

Въ свое время начальникъ оперативной части тов. Подмоклый говорилъ приблизительно то же самое. И въ сильно пьяномъ видѣ, разсказывая мнѣ исторію побѣга группы туломскихъ инженеровъ, презрительно оттопыривалъ мокрыя отъ водки синія свои губы:

— Чудаки, а еще образованные... Такъ у насъ же сексотъ на сексотѣ сидитъ... Чудаки... Продовольствіе въ лѣсъ носили... А намъ — что? Пусть себѣ носятъ...

Мы тоже носили свое продовольствіе въ лѣсъ: не такая ужъ, оказывается, новая система... И, можетъ быть, товарищъ Подмоклый, протягивая мнѣ свою стопку и провозглашая: "ну, дай Богъ, въ предпослѣдній", гдѣ-то ухмылялся про себя: "ну, ужъ теперь-то ты бѣжишь въ послѣдній разъ — таскай, таскай свое продовольствіе въ лѣсъ"...

Какъ разъ передъ побѣгомъ я узналъ трагическую исторію трехъ священниковъ, которые пытались бѣжать изъ Повѣнца въ Финляндію: двое погибли въ лѣсу отъ голода, третій, наполовину обезумѣвшій отъ лишеній, — пришелъ въ какую-то деревню и сдался въ плѣнъ — его разстрѣляли даже и безъ слѣдствія...

___

Вспоминались разсказы какого-то "басмача" — узбека, съ которымъ мы еще зимой пилили ледъ на озерѣ. Это былъ выкованный изъ тугой бронзы человѣкъ съ изуродованнымъ сабельными ударами лицомъ и съ неутолимой ненавистью къ большевикамъ. Онъ пытался бѣжать три года тому назадъ, когда отношеніе къ бѣглецамъ было снисходительное. Онъ запутался въ лабиринтѣ озеръ, болотъ и протоковъ и былъ схваченъ чекистами — по его словамъ — уже по ту сторону границы...

Все то, что разсказывали всякіе чекисты и активисты о попыткахъ побѣга на западъ, къ финской границѣ, рисовало почти безнадежную картину. Но въ эту картину я вносилъ весьма существенную поправку: вся эта публика говоритъ о неудачныхъ попыткахъ и она ничего не говоритъ — да и ничего не знаетъ — объ удачныхъ. Только потомъ, уже за границей, я узналъ, какъ мало ихъ — этихъ удачныхъ попытокъ. За весь 1934 годъ ея не перешелъ никто... Только весной на финской сторонѣ былъ подобранъ полуразложившійся трупъ человѣка, который перешелъ границу, но никуда дойти не смогъ... А сколько такихъ труповъ лежитъ въ карельской тайгѣ?..

Я считалъ, что мои планы побѣга разработаны досконально. Передъ первой попыткой побѣга была сдѣлана развѣдка: персидской границы — по обѣ стороны Каспійскаго моря; польской границы — у Минска; латвійской границы — у Пскова и финляндской границы — въ Кареліи... Шли, можно сказать, навѣрняка, а — вотъ, оба раза провалились... Сейчасъ мнѣ кажется, что все подготовлено идеально, что малѣйшія детали предусмотрѣны, что на всякую случайность заранѣе подготовленъ соотвѣтствующій трюкъ... Словомъ — съ точки зрѣнія логики — все въ порядкѣ. Но — что, если моя логика окажется слабѣе логики ГПУ?.. Что, если всѣ наши затѣи — просто дѣтская игра подъ взоромъ недреманнаго ока... Что, если какими-то, мнѣ неизвѣстными, техническими способами ГПУ великолѣпно знаетъ все: и нашу переписку съ Борисомъ, и нашъ тайникъ въ лѣсу, и то, какъ Юра сперъ компасы въ техникумѣ, и то, какъ я тщетно пытался ухлопать Левина для того, чтобы раздобыть оружіе?.. Дѣло прошлое: но въ тѣ дни провалъ нашего побѣга означалъ бы для меня нѣчто, если не худшее, то болѣе обидное, чѣмъ смерть... У каждаго человѣка есть свое маленькое тщеславіе: если бы оказалось, что ГПУ знало о нашей подготовкѣ — это означало бы, что я совсѣмъ дуракъ, что меня обставили и провели, какъ идіота, — и потомъ насъ всѣхъ снисходительно размѣняютъ въ какомъ-то подвалѣ третьей части ББК ОГПУ... При одной мысли объ этомъ глаза лѣзли на лобъ... Я утѣшалъ себя мыслью о томъ, что вотъ мы оба — я и Юра — сейчасъ тренированы и что до "подвала" насъ ни въ какомъ случаѣ не доведутъ. Но такой же уговоръ былъ и въ прошломъ году — а сцапали сонныхъ, безоружныхъ и безсильныхъ... Правда, въ прошломъ году Бабенко врѣзался въ наши планы, какъ нѣкій deus ex machina. Правда, отъ Бабенки шла реальная угроза, которую уже поздно было предотвратить... Бабенко былъ, видимо, весьма квалифицированнымъ сексотомъ: въ Салтыковкѣ мы напоили его до безчувствія и устроили обыскъ на немъ и въ его вещахъ. Ничего не было, что могло бы подтвердить наши подозрѣнія. Но подозрѣнія были. Сейчасъ — никакихъ подозрѣній нѣтъ...