Элизабет Вернер - Эгоист (дореволюционная орфография)

Полное Собранiе сочиненiй, томъ IV

С.-Петербургъ.

Изданіе А.А. Каспари

С.П.Б. Лиговская ул., соб. д. 114.

Безплатное приложенiе журнала „РОДИНА“ 1914 г.

Франц Зандов, успешный глава видной коммерческой фирмы в Америке, пригласил к себе своего брата Густава, таланливого журналиста, сотрудника известной немецкой газеты, желая женить его на дочери своего умершего совладельца фирмы, богатой наследнице. Его Франца очевидна, и он этого не скрывает – сохранить капитал фирмы, чтобы тот не попал в чужие руки.

А вот с какими намерениями прибыл в Америку Густав совершенно непонятно. Он беспечен, не проявляет интереса к делам фирмы, редко появляется в конторе, а главное, представляется предполагаемой невесте не в лучшем свете, ведь Джесси воспринимает его только как охотника за наследством и думает о нем как о холодном, расчетливом эгоисте, ищущем свои выгоды от женитьбы.

К тому же Густав привозит с собой молодую девушку, что заставляет думать, будто именно ее любит этот молодой журналист, предавший высокие идеалы, которые он защищал на родине, а теперь отказался от них ради наживы.

И только со временем прояснятся истынные намерения «эгоиста».

Было послѣ полудня яснаго солнечнаго весенняго дня. Глубокіе покой и тишина воскресенья, никогда не замѣчаемые въ оживленной сумятицѣ большого приморскаго торговаго го­рода, особенно ярко проявлялись вокругъ дачи, которая, нахо­дясь вдали отъ цѣлаго моря городскихъ домовъ, лежала вблизи морского берега и большой садъ которой — вѣрнѣе сказать, паркъ — простирался до самаго моря. Это была одна изъ тѣхъ изящныхъ, элегантно устроенныхъ дачъ, въ которыхъ любятъ жить богатые горожане, не желающiе терпѣть безпокойство отъ городского шума, а вмѣстѣ съ тѣмъ стремящіеся къ тому, чтобы имѣть возможность попадать въ городъ безъ особенно большой затраты времени.

Въ салонѣ дачи, стеклянныя двери которой выходили на са­довую террасу, находились мужчина и дѣвушка. Оба они были заняты оживленнымъ и видимо серьезнымъ разговоромъ. Щеки молодой дѣвушки были красны отъ волненія, и она, казалось, съ трудомъ удерживала набѣгавшія на глаза слезы. Наоборотъ мужчина казался совершенно равнодушнымъ и отнюдь не взволнованнымъ. Это былъ человѣкъ еще среднихъ лѣтъ, но уже съ совершенно посѣдѣвшими волосами и съ серьезными, холодными чертами лица; по всей его внѣшности сразу же можно было сказать, что это — дѣловой человѣкъ. Холодное спокойствіе и выдержанность не покидали его ни на мгновеніе даже при самомъ возбужденномъ разговорѣ; вся его манера говорить была сухая, чисто дѣловая, безъ всякаго сколько нибудь теплаго выраженiя.

— Но правда же, Джесси, — произнесъ онъ, — мнѣ уже на­скучило постоянно слышать отъ тебя все старыя возраженія и жалобы! Въ качествѣ твоего опекуна и родственника я принялъ на себя заботу о твоей будущности и думаю, что то будущее, которое я расчитываю создать тебѣ, должно быть вполнѣ пріемлемо для тебя. Увы, ты этого не находишь! Ну, скажи мнѣ пожалуйста, почему же это твоя глупенькая, романтичная дѣвичья головка никакъ не хочетъ понять то, что должно по­служить къ твоему счастью?

Обладательница это „глупенькой, романтичной головки“ была довольно хорошенькой. Не будучи классически красивой, моло­дая дѣвушка — блондинка съ нѣжными, но очень выразитель­ными чертами и голубыми, слегка мечтательными глазками — таила въ себѣ много привлекательной прелести. Но въ этотъ моментъ на ея юномъ личикѣ лежало выраженіе страстнаго волненія, и это же волненіе ясно почувствовалось въ ея дрожащемъ голосѣ, когда она отвѣтила:

— Моему счастью? Нѣтъ, дядя, то, что ты называешь этимъ именемъ, крайне далеко отъ всего того, что я разумѣю подъ своимъ счастьемъ!

— Но не можешь ли ты по крайней мѣрѣ сказать мнѣ, ка­кое же именно туманное и фантастичное понятіе соединяешь ты съ этимъ словомъ? — саркастически спросилъ Зандовъ. — Счастье — это блестящее жизненное положеніе въ богатствѣ, объ руку съ мужемъ, который при всѣхъ обстоятельствахъ жизни можетъ быть опорой. И все это предлагается тебѣ съ рукою человѣка...

— Котораго я даже не знаю! — перебила Джесси.

— Но узнаешь въ самомъ ближайшемъ времени. Да кромѣ того мой братъ вовсе и не чужой тебѣ, хотя ты никогда и не видала его. Если судить по его портрету, его внѣность не оставляетъ желать лучшаго, а кромѣ того ты сама выяснила мнѣ, что тебя не связываетъ никакая другая сердечная склон­ность. Почему же ты такъ упорно противишься браку, на котрый Густавъ тотчасъ же согласился?