Эрик Бёрдон - Раньше я бывал зверем, теперь со мной всё в порядке

Безусловно находиться на Багамах и жить на яхте, ранее принадлежащей членам королевской семьи, было замечательно. Я мог бы там остаться навсегда, но где–то в глубине моей души я чувствовал, что мы никогда не увидим плоды нашего труда, живя там. Как–то утром выхожу я из своей каюты, измученный последствием чрезмерного возлияния прошлым вечером. Перед глазами всё ещё стоит картина отвратительной драки между нашим роуд–менеджером Таппи и Часом.

Они, что, все увольняются? Нам бы собраться в кают–компании. Иду по коридору, Тпппи на камбузе готовит завтрак.

Оказалось, страсти за прошедшую ночь не улеглись. Таппи стоит у стола с огромным кухонным ножом в руках, отрезая маленькие куски свежего мяса и бросая их через иллюминатор в Карибское море, где совершал свой утренний заплыв Час. Этим Таппи хотел, по–видимому, привлечь акул, надеясь, что они завершат произошедшее прошлым вечером. Чёрт, это уже перебор. Последняя капля. Всё. Ухожу. Днём, под полуденным солнцем, на верхней палубе, у нас у всех, включая остальных членов группы, был разговор с М. Дж.

Я сообщил им, что не собираюсь больше так продолжать. Что мне необходим глоток свежего воздуха. Чего–то совершенно нового.

— Думаю, поживу некоторое время в Лос—Анжелесе, — сказал я им. — Хотел бы создать совершенно новый ансамбль. Хочу борьбы, хочу чего–то психоделического, хочу нового звучания. А мы завязли и становимся мочой больного носорога.

Сказал и ушёл. Ушёл, пожав им всем руки. Трудно мне было им сказать всё это, но поступить по–другому я не мог. Этого требовало от меня моё внутреннее чутьё.

Получил письмо от одной подруги. Я познакомился с ней в Сакраменто. Теперь она жила в Сан—Франциско.

«Не поверишь, что здесь происходит, — писала она. — Приезжай, это надо видеть, прежде, чем будет слишком поздно. С любовью, Джуди Вонг».

Прыгаю в первый же самолёт и лечу в Сан—Франциско. Когда я там был в последний свой приезд, то была земля битников и холодного джаза. Только приземлился мой самолёт, сразу увидел произошедшие изменения. Даже в аэропорту молодёжь вся в цветастых одеждах, сандалиях на босу ногу, индейских головных повязках. Всюду длинные волосы и раскрашенные лица.

А вот и жёлтое такси. Протягиваю клочок бумаги юному длинноволосому «уродцу» за рулём. Взглянув на адрес, бросает мне через плечо, повернувшись ко мне лицом:

— Откуда прилетел?

— Из Лондона, — отвечаю, — через Багамы.

— Из музыкального бизнеса? — продолжает интересоваться.

— В точку, — отвечаю.

— Будешь играть в городе?

— Нет, просто осмотрюсь. Хочу отдохнуть. Моя подруга пишет, тут многое изменилось.

— Ну, значит, она тебе ничего не сказала, многое здесь только начинается, здесь много новой музыки, она нарождается прямо у нас дома, во Фриско. Прямо- таки на глазах у всех, тебе понравится. Особенно, если торчишь на старом добром блюзе и буги. Хочешь, довезу тебя до Билла Грэма в Филморе, это немного дальше, за старым Хайт—Ашбери. Слышал там сегодня вечером собираются играть джем. Старший Брат и Держатели Акций, Кантри Джо и Рыба — выступают сегодня в Филморе. Мой тебе совет — обязательно сходи туда.

— О, уверен, моя подруга уже всё продумала, как занять меня этим вечером, — отвечал я. — Спасибо, буду иметь в виду.

Вскоре мы миновали Кэндлстик–парк и необъятное скопление домиков Нового—Мира. Неожиданно шоссе окончилось и привело нас в самый центр Сан—Франциско.

Такси остановилось по адресу, написанному на клочке бумаги у небольшого дома, неподалёку от доков. Джуди жила с Крис Брукс, хорошо сбитой, ясноглазой, круглолицей, остроносой, весёлой и общительной женщиной с двумя детьми, оставшихся от её бывшего мужа, какого–то джазового музыканта. Невысокая, радушная, всегда улыбающаяся, восточная красавица, Джуди — очень тёплый человечек.

Дом пуст. Прохожу весь его, насквозь. Удивляюсь, где девушки? Ладно, думаю, скоро вернутся. У меня с собой была пара долларов, и я решаю пройтись, осмотреться. Набережная должна быть где–то совсем близко. На Рыболовецком причале нашёл английский паб, торгующий гинессом и свеже–сваренным пивом. Как тут устоять? Остаюсь, заказываю полпинты. Великолепно. В противоположном углу сидит длинноволосый блондин с индейской банданой на голове и жуёт из бумажного пакета, полного рыбы и чипсами. В руке полпинты гинесса. Его глаза — то в пакет, то на меня. Покончив с пакетом, встаёт и, вытирая на ходу жирные пальцы о свои джинсы, направляется прямо ко мне. Со стуком ставя свою кружку на соседний со мной столик, говорит: