Эрик Бёрдон: Раньше я бывал зверем, теперь со мной всё в порядке

Эрик Виктор Бёрдон

Я никогда не вёл дневников. В этой книге всё кроме рок–н–ролла — это мои воспоминания, мои сны, мои ощущения и даже мои галлюцинации.

С первых дней как я услышал музыку, я всегда старался руководствоваться моими рок–н–ролльными фантазиями. Я чувствовал, что в музыке кроется какая–то особенная сила. Что это за сила, которую мы все всё ещё ищем? Только Время сможет ответить нам на этот вопрос.

Эта музыка зародилась в самой глубине боли и нищего существования работающего чёрного и белого населения Соединённых Штатов Америки. Многие годы белые превращали её в многомиллионные капиталы. Удивительно, как легко они позабыли, с чего всё начиналось — три простых аккорда и ритм. Корни её в госпел–пении, в негритянском спиричуэл, в блюзах, в пении на плантациях, в церковном пении и песнях трудового народа Старого Юга. Она попала в большие города, и теперь она продолжает распространяться, может быть, даже в космическое пространство.

Думаю, я уже знал с самого начала, что рок–н–ролл завладеет моей душой, даже, думаю, знал, что разрушит моё сознание, именно поэтому я старался удержаться на ногах. Моё презрение к музыкальному бизнесу дорого мне стоило. Но, по крайней мере, я остался жив, чтобы рассказать вам свою историю. В шестидесятых Битлы спели, что нельзя за деньги купить себе любовь, и я в это свято верю.

В моём рассказе нем места вымыслу. Всё, о чём вы прочтёте, случилось на самом деле, хотя хронологически и не всегда верно выстроено. Но это и невозможно, ведь даже после одной–двух недель гастролей, жизнь расползается в одно большое неясное пятно. Один город похож на другой, гостиничные номера такие же, как везде, но я попытаюсь воссоздать ощущения, которые возникают, когда гастролируешь с рок–н–ролльной группой, и рассказать вам, как развивалась послевоенная Англия. Я вышел из рабочего класса. Внезапно я выдвинулся в новый для меня мир и стал одним из нескольких привилегированных. «Опыт — важная штука», — сказал мне однажды один из моих друзей. Вот этим я и занимался всю жизнь, шёл неизвестно куда и набирался опыту. В одном из первых блюзов, которые я услышал, были такие слова:

Эрик Бёрдон

Нюкасл–на–Тайне, Англия

С молоком матери я впитал войну. 1941 год — это год моего рождения. Тогда весь мир запылал. На Востоке японцы рвались к западному побережью Штатов; немцы тянули свои лапы через Россию к Сталинграду и Москве: а британцам дали под зад в Дюнкерке. Война, война, всюду война. Первые десять лет моей жизни прошли, как одна нескончаемая чёрно–белая кинохроника с фронта. Я родился в Ньюкасле–на–Тайне — жестоком, но гордом городе. Соотечественники называют меня джорди. Я и для всех до сих пор остаюсь джорди. На мне многие сделали состояние, а я всё ещё занимаю денег у своих родителей на жратву. В чём причина? Что мне дали, что у меня взяли, чему я научился? Это связано с тем, где я родился и рос, с этой удивительной частью Британских островов, которая никогда не позволит забыть о себе. Где бы я ни находился, будь то Япония или Калифорния, Франция или Швеция, мне постоянно напоминают о моём наследии и что я — яркий образчик культуры Севера Англии. Хорошее место для формирования личности. Сколько себя помню, я всегда хотел оттуда уехать.

Музыка — это такой дар, который невозможно испить до дна. Взбираешься на клубную сцену, сотни глаз устремляются на тебя, и ты выпеваешь перед ними переполняющую тебя эмоцию, зарождающуюся в глубинах твоей души. Именно такие моменты откровения помогли мне бежать из Ньюкасла, увидеть весь остальной мир. Но такова человеческая природа, и я возвращаюсь домой без гроша в кармане в самом начале своего путешествия в моё личное пришлое, пытаясь выудить из него непреложную истину, которая и остаётся самым драгоценным в человеческом существовании.

Авеню Марондейл — кул–де–сак среди домов, построенных прямо перед войной для рабочих верфей и прочих фабрик и заводов индустриального района, раскинувшегося по берегам Тайна. Кул–де–сак — на такой манер мы ласково называли нашу улочку–тупик, но не скажу, что его обитатели были тупыми. В моём детстве она походила больше на деревенскую улицу, какой и остаётся до сих пор. Каждый там знал всё про каждого. В те дни как я появился на этом свете, мой отец работал инженером–электриком на одной из верфей, располагающейся примерно в миле от того места, где мы жили. Из окна моей спальни были видны тяжёлые краны, переносящие в своих когтях огромные железные конструкции, точно на то место, где они будут сварены с другими, чтобы в итоге из них получились большие морские суда или большие пушки. Они представлялись мне ожившими динозаврами из доисторических эпох.