Эрик Бёрдон - Раньше я бывал зверем, теперь со мной всё в порядке

Вот так, свой шанс увидеть величайшего новатора и исполнителя на музыкальном поприще, обожаемого мною, я и упустил.

Развернувшись, отправился в обратный путь стопом до Парижа. Я был одиноким здесь английским подростком и языка не знал. Париж по–прежнему манил, как и тогда, когда я был здесь со своими родителями. Я уже видел этот прекрасный город с легкодоступными американскими пластинками. Но теперь Париж был весь в огне политических демонстраций.

Я ничего не понимал, что происходит вокруг, я только знал, что если внимательно следить за всем, то неприятностей можно и избежать. Полицейские с пулемётами в руках и отряды копов были повсюду. Везде были расставлены посты. Автобусы с армейской милицией на площадях и главных проспектах по всему городу. В поисках дешёвой студенческой гостиницы я добрался до Малакова, части города занятой коммунистами. Нашёл я такую у футбольного стадиона. Прямо на улице рядом с гостиницей было кафе с пластиночным автоматом. Там было полно французских подростков, они тусовались и пили коньяк с кофе. Без знания языка я умудрился навести мосты и приобрести кучу новых знакомых.

Автомат заполнен был почти полностью одними ритм–и–блюзовыми сорокопятками.

Однажды я подкреплялся там икрой минтая с репчатым луком, запивая всё красны вином. Подойдя к автомату и опустив в него монету, нажал кнопку, рядом с которой стояла надпись I Gotta Woman. Со всех сторон послышались возгласы одобрения. Я повернулся и улыбнулся.

— Рэй Чарльз, а?

— Oui, oui. Вива Рэй Чарльз! — кричали со всех сторон.

Пошло соло саксофона. Один из ребят вскочил и ста имитировать игру на саксе.

— Фэтхед Ньюман, — громко объявил я. — Да, вива Фэтхед!

Так мы сделались друзьями, и я провёл там много хороших вечеров за дешёвым красным вином, слушая вместе с ними замечательные записи. Владелец кафе позволял ребятам приносить свои пластинки — так вот почему оказывается в автомате не было свободных гнёзд!

Сюрпризы, сюрпризы. Однажды после полудня я, как впрочем и вчера и позавчера, бесцельно бродил по улицам, и вдруг увидел огромный плакат. Невероятный рисунок передавал человека, голова немного откинута назад, на носу тёмные солнцезащитные очки. Рэй Чарльз в Париже! Меня бросило в жар. Я должен его увидеть! Тем не менее я снова его упустил. Билеты были слишком дорогие. Я не был в состоянии за них заплатить. Это начинало становиться фобией — Рэй—Чарльз–фобией! Когда–нибудь я увижу его?

Вернулся в кафе. Передо мной чашка остывшего кофе, взгляд упёрся в пол. Входят мои французские друзья. У них тоже нет таких денег. Настроение хуже некуда. Но ничто не может помешать нам потусоваться рядом с тем местом, где должен выступить Рэй, огромным Аудиториумом в центре города. После шоу люди высыпали на улицу. Вдруг разнёсся слух. Мы и поверить боялись. Рэй Чарльз собирается поджемовать в одном хорошо известном клубе. Мы бегом туда. Вот мы и рядом. Одиннадцать вечера. В зале битком. Заплатив за вход мизер, мы направились прямиком к стойке бара и стали ждать. Я видел, как он приехал. Невысокого роста, я и не думал, что он так мал.

Его необычные почти кукольные движения, походка, делали его мистическим… нереальным. Рэйлетс вились вокруг членов его ансамбля. Рэю помогли подняться на сцену, усадили его за рояль, и, проверив микрофон, он заиграл, начиная с Rock House.

На всю жизнь запомнился мне тот вечер, когда я впервые увидел Рэя Чарльза. Клуб неистовствовал. Я со своими новыми французскими приятелями были на седьмом небе. Не верилось всему тому, что слышали наши уши и видели наши глаза. Весь клуб запел, когда Рэй начал What’d I Say. На самом деле самый запоминающийся вечер в моей жизни. После концерта, в метро, на пути к нашему Малокову было жарко и душно. Вдруг я почувствовал, как мои волосы завернулись вокруг шеи, как если бы их обдало горячим ветром из туннеля. Несколькими секундами позже — оглушительный удар и все побежали. Меня охватило ужасное ощущение паники, страх быть растоптанным толпой. Пластиковая бомба.

Ещё одно мне напоминание, что пора уносить ноги из Парижа. На прощание пригласил всех своих новых французских друзей к себе в Англию.

Но увиделись мы много позже, когда уже вместе с Animals я выступал в парижской Олимпии.

Au Revoir, Париж. Домой в Ньюкасл.

В Ньюкасле в начале шестидесятых ощущался подъём всеобщего настроения. Но несмотря на безумно проводимые выходные (с девочками, музыкой и джемами), мы постоянно дымили. Для нас, жителей Северо—Востока, как Париж, так и Лондон возбуждали воображение. Сидя в тёмном углу клуба «Новый Орлеан» на Мельбурн–стрит, я заслушивался рассказами Джона Уолтерса. Он рассказывал, что необязательно укуриваться, что без рецепта можно там достать тонкие маленькие таблетки известные как пурпуровые сердца. Они забирают сильнее, чем даже ньюкаслское тёмное. А ещё трава, без которой не обходится там ни один музыкант. Нечто, что называлось Блюз—Инк. Алексиса Корнера. И я понимал, что мне обязательно это всё надо перепробовать самому.