Евмен Доломан - На безымянной высоте

«А вообще, что значит выиграть бой?» — спрашиваю мысленно я сам себя.

А Байрачный тем временем говорит:

— Вот для того, чтобы наши головы остались целы, давайте организуем оборону так, чтобы никакой черт не смог столкнуть нас с этого взгорья, с фольварка в то болото, — показал загорелой рукой на широкую низину, которая простиралась на запад. Там среди зарослей краснотала виднелся деревянный мосток, за ним дорога исчезала в лозняке. — Будем строить оборону полукругом, обращенным в сторону проселка и шоссейки, чтобы держать под контролем обе дороги одновременно. Укрытия для танков устройте за нашей спиной, на расстоянии сотни метров от траншей. — Байрачный выбежал на перекресток дорог и уже оттуда, неторопливо, широко ступая, будто землемер, стал отмерять необходимое расстояние до рубежа, где должна пролегать линия обороны, и до того места, где будут стоять врытые в землю «тридцатьчетверки».

— Вы, товарищ гвардии старший лейтенант, все делаете с такой точностью, — весело заметил Чопик, — будто нас будет проверять командир корпуса как минимум…

Байрачный поднял на Петра свои густые черные брови и не то чтобы сурово, а как-то строго сказал:

— За каждую нашу ошибку или промах придется нам расплачиваться самой жизнью… Чуть не забыл, — спохватился ротный. — Передайте саперам: перекресток дорог и шоссе, которые напротив обороны, заминировать противотанковыми!

Солнце медленно выкатилось из-за темной стены леса и зависло над его синей безбрежностью, окутанное в сизоватую дымку. И земля, и бескрайнее небо, и бесконечный массив леса, и далекие темно-фиалковые холмы — все было наполнено сумеречным утренним покоем, благодатной целительной тишиной. Поэтому наше спешное приготовление к бою казалось каким-то противоестественным. Но мы знали, что хорошо устроенный окоп защитит тебя в бою надежнее, чем каменные стены…

— Теперь давайте осмотрим нашу крепость, — кивнул Байрачный в сторону фольварка. — Хочу доподлинно знать, насколько все это отвечает нашим намерениям.

Он быстро и легко перебегал от строения к строению, ловко, как кошка, забирался на чердак или на крышу, чтобы с высоты осмотреть все вокруг. Мы, командиры взводов, едва за ним успевали. Самое лучшее впечатление произвол на нас двухэтажный дом, в котором недавно, наверное, жили хозяева — старые или новоявленные. Толстые каменные стены, узенькие окна-бойницы наводили на мысль, что этот дом — уцелевшая часть старинного замка. Но все оценивалось тогда с точки зрения пригодности его к обороне…

Фольварк с трех сторон обнесен невысокой каменной оградой, которая уже полуобвалилась во многих местах. А с западной стороны стены совсем нет, лишь кое-где проступают у самой земли ее остатки. С этой стороны к самому фольварку подступает молодой сосняк, за ним виднеется речушка с пологими заболоченными берегами.

Неслышно, будто на цыпочках, подбегает, ординарец Байрачного и подобострастно говорит:

— Товарищ старший лейтенант, уже завтрак остывает на столе.

Байрачный махнул рукой, и тот исчез.

— Ну и мордатый же он стал, с тех пор как у вас стал служить ординарцем, — замечает командир танкового взвода Юргин.

— У него железные нервы, его ничем не проймешь, да и на аппетит не жалуется. — Байрачный перепрыгивает через кучу кирпича и направляется к каменному зданию. — Вот дня три поворочает землю, подготавливая окопы и траншеи, глядишь, и похудеет…

В довольно просторном и сумрачном зале первого этажа — людно. Несколько разногабаритных столов сдвинуты в один ряд и накрыты вместо скатерти большим куском обгоревшего брезента. Им раньше, когда он был целый, накрывали на длительных стоянках «тридцатьчетверку». Теперь он служит танкистам или ковром, если они ночуют под открытым небом, или же скатертью. На импровизированном большом столе поблескивают алюминием надраенные солдатские котелки, от которых пахнет поджаренной гречневой кашей, а между котелками несколько старинных массивных блюд — хозяин, видно, не успел их прихватить. На блюдах краснеют, как жар, помидоры, нарезанные вперемежку с кольцами сочного лука.

За столом сидят на стульях, табуретках и каких-то ящиках человек пятнадцать автоматчиков и несколько танкистов в черных комбинезонах. Николай Губа раскладывает на расстеленных обрывках газет нарезанный ломтями ржаной солдатский хлеб. Когда на пороге появился старший лейтенант Байрачный, все поднялись.

Он окинул быстрым взглядом присутствующих и с удовольствием заметил, что тут лишь половина личного состава роты. Выходит, старшина Грищенко на самом деле молодец, поступает как опытный командир, по своему разумению. Устроил завтрак посменно, для того чтобы не оголять оборону. Распорядился сам, распорядился по-хозяйски. Байрачный уже не впервые убеждается, что не ошибся, назначив там, во Львове, Григория Грищенко старшиной, когда тот только что возвратился из госпиталя. В штабе батальона выражали сомнение: справится ли? Полгода, мол, не был в роте, многих бойцов — из нового пополнения — не знает. К тому же рота ведет бои… Но Байрачный настоял на своем. Он давно подметил, что у Грищенко больше, чем у других подчиненных, проступает «хозяйственная жилка», присущая истинному крестьянину. Для старшины такая черта характера, считал Байрачный, необходима… Кроме того, оказалось, что Грищенко обладает хорошей памятью. Через несколько дней он уже знал поименно каждого бойца, знал его личные качества, знал, что можно от него требовать, потому что ходил с ротой в каждую атаку, штурмовал вместе со всеми кварталы местечка Рудки, бросался в рукопашную, когда приходилось сражаться с врагом за отдельные дома.