Юрий Черняков - На безымянной высоте

— Дед, а дед, началось! — прокричала внучка Даша, прибежав на кухню, и Николай Андреевич Малахов, семидесятитрехлетний старик, бывший участник Великой Отечественной войны, кряхтя, приподнялся с табурета и прошел на негнущихся, артрозных ногах в комнату. Там, рядом с письменным столом, за которым внучка-первоклашка делала уроки, работал старенький телевизор. Николай Андреевич вопросительно посмотрел на Дашу. — Ничего, ты, деда, смотри, я потом, я успею, — заверила внучка и тоже села к телевизору. — Ты мне только поможешь, ладно?

После школы она всегда приходила к деду, а вечером ее забирала Зина, дочь Малахова.

На экране показывали похороны псковских десантников, героически погибших в Чечне. Там среди больших начальников в штатском и генералов был и президент России. В завершение траурной церемонии офицеры возложили венок, после чего президент подошел к обелиску и поправил траурную ленточку.

— Деда, нам в школе рассказывали, а я не поняла, почему их убили.

— Ну как тебе объяснить… Ребята погибли, защищая высоту, чтобы не пропустить две тысячи бандитов… Бандиты хотели прорваться в Дагестан, чтобы убивать мирных людей…

— А ты откуда знаешь?

— Читал в газете. Я и сам когда-то на войне попал в похожую историю… Вот так же мы с ребятами держались на высоте до последнего, чтоб немцев не пропустить… Я тогда был молодой, и они молодые. И все почти там полегли.

— А ты почему живой остался?

— Вот те раз! — засмеялся, закряхтел Николай Андреевич. — А ты бы как хотела? Чтобы меня тоже убили?

— Не-е… Ну дедуль, ну правда…

Она приникла, подлизываясь, к его коленям, зная, что дед не устоит.

— Ну как тебе объяснить. Заговоренный я был. Меня пули облетали. Понятно?

— А как облетали-то? Как бабочки и стрекозы, да? Разве пули так умеют?

— Выходит, умеют… Ладно, станешь постарше, обязательно расскажу.

— Поэтому ты и живой остался?

— Может, и так… А может, просто повезло. И вот видишь, считай, пятьдесят пять лет прошло — и опять такая же история, как на нашей высоте.

Он покосился на внучку, встал и достал из буфета початую бутылку водки, налил полстакана…

— Опять? — строго спросила внучка. — Тебе нельзя, сам говорил! И мама не велела…

— А ты ей ничего не рассказывай. Договорились? Я только помяну ребят — и больше не буду, — сказал старик и вдруг замер, глядя на экран, не заметив, как в его дрогнувшей руке расплескалось содержимое стакана.

— Дед, ты чего?.. А это кто?..

Он молчал, узнавая и не узнавая среди участников траурного митинга своего бывшего командира полка, совершенно седого и, несмотря на свои семьдесят пять лет, все еще моложавого и подтянутого военного в мундире с погонами генерал-полковника.

Тот держал под руку плачущую седую женщину в трауре, которую с другой стороны поддерживала другая, очень похожая на нее женщина — тоже в трауре, только намного моложе…

— Так… погоди… это кто ж такая… Это же наш батя Иноземцев, вон до каких чинов дослужился!.. А я и не знал. А с ним-то кто? Господи… Так это ж Катя Соловьева! — воскликнул Малахов и снова от изумления не заметил, как пролил водку из стакана. — Она у нас в полку связисткой была. А это кто, не пойму, похожа-то как… Ее дочка, что ли?

Голос его дрогнул, он только сейчас заметил, что стакан у него полупустой, но наливать больше не стал, не в силах оторваться от экрана.

— Деда, ты чего плачешь? У тебя сердце разболелось или поясница? Тебе какую таблетку достать?

Он тяжело вздохнул. Смотрел в телевизор, не отвечая и не замечая, как по его впавшим щекам катятся слезы.

— Деда, ну правда…

— Подожди, Дашка, дай послушать, — отмахнулся Николай Андреевич, увидев, как к Иноземцеву подошел телекорреспондент.

И сделал погромче…

— М-м… господин Иноземцев, извините, товарищ генерал-полковник, разрешите один вопрос, — начал телекорреспондент. — Мне только что сказали, будто вы не хотите, чтобы лейтенант Малютин, получивший посмертно звание Героя России, был похоронен здесь, вместе с его товарищами, это правда?

Иноземцев тяжело повернулся в сторону корреспондента. Смерил взглядом юного журналиста.

— Таково было предложение его бабушки — Екатерины Сергеевны, моей супруги, — сказал он, кивнув на совершенно седую женщину, которую поддерживал, — и его мамы — Елены Алексеевны. — Теперь он кивнул в сторону женщины, поддерживающей Екатерину Сергеевну с другой стороны. — Наш внук Алеша через несколько дней будет похоронен рядом с его дедушкой, Героем Советского Союза, и тоже Алексеем Малютиным. Внука назвали в честь деда, которого он никогда не видел. Зато теперь рядом будут лежать.