Сигрун Слапгард - Сигрид Унсет. Королева слова

Унсет сетовала в письмах к сыну, словно прося прощения за свою постоянную занятость и усталость: «Я боюсь, что моя занятость не пошла на пользу моим детям, ведь мой рабочий день длился слишком долго и до того, как они появились на свет» [629] Brev til Anders, 29.7.1936, private kopier. . И хотя она, как правило, не роптала на усталость, но порой позволяла себе вскользь пожаловаться на свою участь, ведь теперь ей приходилось присматривать за приемным внуком Кнутом: «С тех пор как мне исполнилось семнадцать лет, я всегда должна была прежде всего заботиться о других и помогать им. И так продолжается вот уже с третьим поколением» [630] Brev til Anders, 17.1.1938, private kopier. .

Силы ее были на исходе. Когда Кнут уехал, она снова отправилась на юг, чтобы привести в порядок здоровье. Она устала и была измучена, по ночам ей снилась Моссе. После массажа боли усиливались, и ей прописали обезболивающее. «Как бы мне хотелось оказаться дома или в горах вместо того, чтобы находиться в этом скорбном месте, где половина обитателей либо на костылях, либо прикована к коляскам», — написала она Матее [631] Brev til Mathea Mortenstuen, 26.7.1938, NBO, 813. . На сей раз ей не удалось так быстро похудеть. Ханс гостил у датских родственников и жил припеваючи. Наступил сентябрь, и она снова поехала на север.

Лиллехаммер, Осло, Стокгольм.

«Elle est très fatiguée» {88} 88 Она очень устала (фр.). , — так всегда говорили о сестре Улаве монахини «Дома Святой Катарины». Ее комната всегда была наготове, хотя теперь она чаще выбирала «Буннехеймен» {89} 89 «Буннехеймен» («Дом крестьянина») — недорогая гостиница в Осло. , когда приезжала в столицу на писательские встречи. К тому же случалось, что приемная дочь Эбба жила в ее комнате, и она находила обременительным, что ее belle-fille {90} 90 Падчерица (фр.). вынуждена переселяться в библиотеку, когда приезжает приемная мать. И хотя Сигрид Унсет была измотана как никогда и ей приходилось назначать массу встреч на довольно позднее время, она при каждом удобном случае приходила на Майорстюен, чтобы попасть на утреннюю мессу к своим франкоязычным сестрам. Ее французский звучал немного коряво и немузыкально, зато она обладала большим словарным запасом.

После утренней мессы они завтракали, обычно в веселой и непринужденной атмосфере, — «праведные» завтраки, как она называла их. По мнению Сигрид Унсет, мало кто был наделен таким чувством юмора, как эти вечно занятые и ученые монахини в «Доме Святой Катарины». Здесь она чувствовала себя как дома. Она могла слушать звон колоколов и молитвенное пение, трижды в день доносившиеся из часовни в подвале, прогуливаться по столовой, где висели изображения Святой Суннивы, принадлежащие кисти ее друга Йосты, обсуждать с монахинями жития святых, узнавать новости о борьбе за власть в католической церкви.

Дом сестер-доминиканок казался островком покоя на оживленной Майорстюен. По лестнице можно было неспешно спуститься прямо к магазинам или пересечь Бугставейен и оказаться на Стенсгатен, улице детства, и пройти дальше — до холма Блосен. Иногда случалось так, что мать Шарлотта тоже приезжала в «Дом Святой Катарины», но, как правило, на ужин и вечернюю молитву. Ее французский звучал лучше и естественно вливался в оживленную беседу с доминиканками. В последнее время визиты стали более редкими, мать начала плохо слышать, почти ослепла и меньше всего желала выходить из своей комнаты. Во время хлопотных поездок в Осло Сигрид Унсет все чаще лишь наведывалась из «Буннехеймена» в церковь Святого Улава, у нее почти не оставалось времени на то, чтобы навещать свой оазис в Осло — «Дом Святой Катарины».

Сигрид Унсет согласилась занять пост главы Союза писателей с условием, что одной поездки в Осло в месяц будет достаточно. Однако нередко ей приходилось ездить чаще. Текущими делами занимался секретарь Хокон Болстад. Никто, впрочем, и не рассчитывал, что Сигрид Унсет будет заниматься рутинной работой. Так что вице-председателям, сначала Кристиану Эльстеру, а затем Георгу Брокманну, зачастую приходилось брать на себя часть обязанностей председателя. Но когда речь шла о неотложных и серьезных вещах, никто не мог сравниться с Сигрид Унсет, настолько велик был ее авторитет. Если она считала, что это могло принести пользу работе Союза, она никогда не отказывалась от участия во встречах или конференциях [632] Brochmann 1952, s. 450. . Нильс Юхан Рюд — один из членов правления — очень высоко ценил ее за «трезвый ум и интуицию». «Я никогда еще не встречал человека с таким колоссальным личным обаянием, как у Сигрид Унсет», — сказал он о ней [633] Ringdal 1993, s. 169. . Но вице-председатели все же роптали на то, что у них слишком много обязанностей. Авторы написанной позже истории Союза писателей сочли, что Сигрид Унсет вряд ли оставила после себя значительный след. Так что, скорее всего, она не думала о том, чтобы кто-то зафиксировал в протоколах ее победы в шумных баталиях, пока она упорно воевала за авторские права и солидные гонорары.