Петер Хакс - В подземелье старой башни, или Истории о Генриетте и дядюшке Титусе

— Ну это еще бабушка надвое сказала, — заметила Генриетта.

— Надвое? — вкрадчиво повторил Задувала. — А ну-ка подойди сюда!

— Пожалуйста! — ответила Генриетта и храбро, хоть и чуть медленнее, чем обычно, двинулась к Иоганну-Задувале, угрожающе черневшему в темном углу.

Он протянул к ней волосатую руку. И рука эта с каждой секундой становилась все длиннее и длиннее. Тут раздался грохот. Стена с печью обвалились, и дом рухнул.

Ослепительный свет ударил Генриетте в глаза, и она увидела, что стоит под ярким полуденным солнцем среди развалин дома. Иоганн-Задувала бесследно исчез.

Зато прямо перед ней, взгромоздившись на поваленную стену, стоял бульдозер, и в нем сидели экскаваторщик Пошка и дядюшка Титус.

— Нужно смотреть, куда едешь! — сказала Генриетта. — Вы же все разворотили.

— А мы нарочно, — сказал дядюшка Титус. — Деревня сносится.

— Сносится? — переспросила Генриетта.

— Под деревней залежи угля, — пояснил дядюшка. — Осенью думаем приступить к разработке. Все давно выехали, только ты одна, как всегда, шатаешься там, где никому быть не положено.

— Ну это еще вопрос, — недоверчиво сказала Генриетта, — а вдруг они не уехали? Говорят, Иоганн-Задувала всех съел.

— Кто это говорит? — спросил экскаваторщик.

— Да он сам, — сказала Генриетта.

— Чистая брехня, — сказал экскаваторщик. — Иоганн-Задувала совершенно безобидный и незадачливый призрак. Мы бы его тоже переселили — как-никак он им всем родня, но оказалось, что в новом доме теплоцентраль. Печей нет, и ему там нечего будет делать.

— Вот оно что! — обрадовалась Генриетта.

Она попросила дядюшку рассказать, как ей пройти к подруге, и по асфальтированному шоссе зашагала туда, где жили теперь гольхаузенцы. Спустя несколько минут она увидела поднимавшийся в небо восьмиэтажный белый дом, и на одном из балконов шестого этажа красавицу Минку; просунув рогатую голову между перилами, коза приветствовала ее радостным меканьем.

Пока Пиль внимательно слушал и эту примечательную историю, все пленники затаив дыхание следили за тем, как дядюшка Титус, разорвав последние путы, стягивавшие ему руки, принялся бесшумно снимать обмотанную вокруг туловища и ног длинную веревку. Затем дядюшка встал и растер затекшие запястья, чтобы восстановить кровообращение. И в тот самый миг, когда Якоба дошла до конца своей истории, он вытащил из кармана пиджака ключ от квартиры и на цыпочках подкрался сзади к своему тюремщику.

— Тоже недурная история, — благодушно заметил Пиль. — Но, как я уже говорил, для меня это последняя, во всяком случае здесь и на сегодня.

— Ошибаетесь, — сказала фрейлейн фон Заватски, — вам предстоит пережить еще одну историю.

— Какую? — спросил Пиль.

— А такую, в которой некоего Пиля стукнут по башке! — воскликнула Заватски в полном восторге от собственного остроумия.

Но Пиль был малый не промах. Не оборачиваясь, он молниеносно пригнулся, и удар дядюшки Титуса пришелся на волосок от головы. Одним скачком Пиль отпрянул к стене и направил на изобретателя револьвер. Дядюшке Титусу пришлось послушно поднять руки и бросить ключ.

— История о том, как Джонатана Пиля, сына старухи Пиль, стукнули по башке, еще не написана, — сказал Пиль, — и никогда написана не будет!

— Все было впустую, — сказал дядюшка, — но тем не менее я благодарю вас всех за помощь.

— Повернуться! — приказал Пиль.

— А что будет с нами? — спросила Мехтильда Аминь.

— Побудете здесь, — сказал Пиль, — пока кто-нибудь вас не найдет.

— В воскресенье, может быть, заглянут туристы, — сказал профессор Барбабьянка.

— Но сегодня еще только вторник! — в отчаянии воскликнула Лени Шрадер.

— Не беда, — утешил Пиль. — Вы же знаете столько прекрасных историй, и время пролетит незаметно. — Пиль ткнул дядюшку Титуса дулом револьвера между лопаток и скомандовал: — Марш в страну Треста!

Дядюшке Титусу не оставалось ничего другого, как идти впереди Пиля; они поднялись по стертым ступеням, пригнувшись, прошли под низкими сводами, где вода, стекая по древним каменным плитам, оставила белесые следы, и вышли в ночную тьму. Справа дядюшка увидел серебрившийся в лунном свете самолет.