— Мне все известно, — сказала Генриетта волшебнику, — эта Свинич — обращенный в девочку поросенок.
— Правильно, — сказал Малког.
— А откуда она столько знает? — спросила Генриетта.
— От свинарки Якобы, она в хлеву каждый день вслух уроки готовит.
— Я ничего не имею против этой Свинич, — сказала Генриетта, — хоть она и грызет желуди. Но вы обратили Лени Шрадер в поросенка, а с этим я никак не могу примириться. Вы непременно должны ее обратно расколдовать.
— Увы, это невозможно, — грустно ответил Малког. — И моей власти есть пределы. Число всех девочек и всех имеющихся свинок должно соответствовать данным статистики. Если я рассвиню твою подружку, то должен немедленно освинить маленькую Фею, а она не хочет: ей нравится в школе.
— Неужели нет никакого выхода? — упавшим голосом спросила Генриетта.
— Может быть, и есть, — сказал волшебник Малког. — Я мог бы расколдовать Лени, если бы ты взамен мне раздобыла другую такую же грязнулю. Главное, чтобы не изменилось число.
После этого разговора Генриетта проснулась очень расстроенная. Во всей округе она не знала ни одной подходящей грязнули.
— Дания — самая чистоплотная страна на свете, — сказал дядюшка Титус (он сидел с Гайалордом за завтраком и просматривал газету). Там на девятьсот девяносто девять опрятных девочек приходится только одна грязнуля.
— Одна? — воскликнула Генриетта. — Одной достаточно.
Она подбежала к своей кровати, сунула голову под одеяло и крикнула:
— В Дании живет одна грязнуля!
Потом вернулась в столовую в прекрасном настроении и с аппетитом уплела бутерброд с колбасой и четыре с медом. А в школе первая, кого она встретила, была Лени Шрадер, но уже чисто умытая и в белом платьице.
Впоследствии Генриетта познакомилась также и с отцом Феи.
У господина Свинтуса фон Свинича были седые коротко подстриженные волосы, торчавшие на голове щетиной, а над нижней губой у него выдавались два длинных клыка.
Когда Генриетта с ним поздоровалась, он очень дружелюбно сказал:
— Хрю, хрю, онк.
— Что он сказал? — спросила Генриетта подругу.
— Папа сказал: «Добрый день, дитя мое, — перевела Фея. — В последнее время он говорит очень невнятно, у него астма.
* * *
— Во-первых, это все вранье, — сказала Лени Шрадер, едва только Мехтильда досказала свою историю. — Во-вторых, как не стыдно ябедничать! А в-третьих, посмотрите на мои руки, они совсем чистые.
Но когда все хотели это проверить, оказалось, что солнце уже зашло, и над ними в бойнице висит лишь клочок вечернего неба в виде быстро меркнущего синего овала.
— Уже темнеет, — заметил Пиль.
Однако прежде чем он успел сделать из этого соответствующий вывод, беседой завладел экскаваторщик Пошка.
— Что мелюзга нечистоплотна — всем известно. Зато с большими людьми дело обстоит совсем наоборот.
— Они чистоплотны, — сказал Пиль.
— Ошибаетесь, — сказал экскаваторщик. — О них никому ничего не известно.
И он добавил, что именно по этой причине счел необходимым коснуться данного вопроса в строго научном стихотворении, которое озаглавил:
12
КОРОЛЬ-СОЛНЦЕ

Король Людовик-Солнце,
Известный в старину,
Когда смотрел в оконце,
Сиял на всю страну.
В руках кусочка мыла
Он сроду не держал,
Но в золоте ходил он
И пудру обожал.
Как солнце над долиной,
Он двигался, светясь,
И этому причиной
Была простая грязь.
Пиль всплеснул руками.
— Неужели король Луй Кваторзе никогда не мылся? — воскликнул он.
— Никогда, — подтвердил экскаваторщик, — это исторический факт.
— Ни за что не поверю, — сказал Пиль. — Я лично чувствовал бы себя просто шелудивым псом, если б регулярно под Новый год не принимал бы ванну и каждую субботу не мыл лица и рук!
— Другое мое строго научное стихотворение, — сказал Пошка, — относится к тому же столетию. Но оно не в пример отраднее.
Он на миг закрыл глаза, чтобы хорошенько его вспомнить, и прочел стихотворение, озаглавленное:
Читать дальше