Давид Лагеркранц - Девушка, которая должна умереть

– То есть это ради нее он приходил по ночам?

– Каждый раз он уводил ее в гостиную. Я думала, они вместе замышляют недоброе против мамы. Иногда, правда, случалось нечто такое, что в то время не укладывалось у меня в голове. Они вместе уезжали куда-то на машине.

– Они стали любовниками.

– Он насиловал ее.

– В любом случае твоей вины здесь нет.

Лисбет подавила подступивший к горлу крик.

– Я всего лишь ответила на твой вопрос, – сказала она. – Тогда, на Тверском бульваре, я вдруг поняла, что ни я, ни мама не сделали ничего, чтобы ее спасти. И это меня остановило.

Микаэль молчал, будто пытался осмыслить то, что услышал. Потом положил на плечо Лисбет руку, которую она тут же сбросила и отвернулась к окну.

– Знаешь, что я обо всем этом думаю? – спросил Блумквист.

Она не отвечала.

– Просто мне кажется, что ты не тот человек, который запросто расстреливает людей на улице.

– Ерунда.

– Мне всегда так казалось, Лисбет.

Саландер взяла круассан с подноса и пробормотала, скорее обращаясь к самой себе, чем к Микаэлю:

– Но теперь я должна убить ее. Иначе все мы погибнем.

27 августа

Ян Бублански прихватил с собой бутылку «Грантс» двенадцатилетней выдержки, которая вот уже несколько лет стояла нетронутая у него дома. Разумеется, он пошел против собственных принципов, но чего не сделаешь, когда ценный свидетель просит виски. Со вчерашнего дня все мысли Бублански занимал погибший Нима Рита, а этот человек, похоже, был последний, кто видел шерпу живым. Поэтому комиссар решил ни на что не скупиться.

Он отыскал желтый дом по Клокарледен, в Ханнинге. За годы работы в полиции комиссару приходилось бывать и не в таких трущобах. В квартире стоял затхлый запах, повсюду валялись бутылки, переполненные пепельницы и тарелки с засохщими остатками пищи. При этом сам свидетель был по-своему элегантен. Он встретил комиссара в белой рубашке и богемном берете.

– Господин Йервинен…

– Комиссар…

– Годится?

Бублански вытащил из кармана бутылку, и они с Йервиненом расположились на голубых деревянных стульях на кухне.

– Итак, – начал Бублански, – тот, кого мы с некоторых пор знаем под именем Нимы Риты, встретился вам в ночь на восьмое августа…

– Именно так, – подтвердил Йервинен. – Это была сумасшедшая ночь… Собственно, я ожидал увидеть того, кто обычно продает спиртное у ворот Нурра-Банторгет, но вместо него появился этот бродяга. Сразу было видно, что он не в себе, поэтому мне, конечно, вообще не стоило с ним заговаривать. Но я по натуре человек общительный, поэтому поинтерсовался у него, что и как… И тут он раскипятился.

– На каком языке он с вами говорил?

– По-английски и по-шведски.

– Он знал шведский?

– Как вам сказать… Несколько слов, во всяком случае. Понять его было невозможно. Он кричал, что поднимался за облака, что разговаривал с богами, с мертвыми…

– Он упоминал Эверест?

– Вполне возможно… Признаюсь, я не слишком внимательно его слушал.

– То есть ничего конкретного из того, что он говорил, вы вспомнить не можете?

– Он хвастал, будто спас много людей. «I saved many lives» [31] «Я спас много жизней» ( англ. ). – вот его слова… При этом все показывал свои руки…

– Он не вспоминал министра Форселля?

Хейкки Йервинен удивленно посмотрел на комиссара и плеснул себе виски.

– Странно от вас такое слышать, – заметил он, одним глотком осушив рюмку.

– Почему странно?

– Потому что он действительно что-то лепетал о Форселле. Хотя…

– Что именно он лепетал?

– Что был знаком с ним, если я правильно его понял. Он кричал, что знал многих известных людей, и мне в это, конечно, слабо верилось… У меня сразу разболелась голова от его болтовни, и я вспылил. Конечно, я тоже повел себя неправильно…

– Каким же образом вы себя повели?

– Ну… я не имел в виду ничего расистского, хотя, конечно, это было не слишком умно с моей стороны…

– Так что вы все-таки ему такого сказали?

– Что он «чертов китаец»… Да, именно так я его и обозвал. И тогда он набросился на меня и ударил…

– Могу себе представить. – Бублански вздохнул.

– Кровь так и хлынула, – продолжал Йервинен. – До сих пор… вот, смотрите…

Он показал на свою губу, на которой и в самом деле виднелась запекшаяся рана. С другой стороны, Йервинен был весь покрыт синяками и шрамами, так что царапина на губе не слишком впечатлила Бублански.

– Что было потом? – спросил комиссар.